[GRAPHIC] The death of Adolf Hitler (4-30-45)

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 5, 1945)

Direct report from inside Germany…
Most Germans believe Hitler died July 20 in army bomb plot

People, troops wanted only to escape Reds and give up to Americans and British
By Edward W. Beattie Jr.

Since last September, Edward W. Beattie Jr., United Press war reporter, has been inside Germany – a prisoner of war. He was captured while going up to an advanced Allied combat position to cover a story. Yesterday he came out of Luckenwald Prison Camp, which had been overrun by the Russians, and was flown back to Paris. The following dispatch is the most recent and most reliable report on the dying days of the Reich.

PARIS (UP) – I do not know the answer to the mystery of Adolf Hitler. But I can tell you what a good proportion of the German people – from front-line troops to village housewives – think about it.

They think he has been dead since July 20, 1944.

They think the bomb plot against Hitler, hatched by German Army officers, succeeded. They think Heinrich Himmler and a small group of his henchmen seized control of Germany after July 20 and kept it in the war.

Few Germans believe the story their own propagandists put out – that Hitler died in battle as the Russians closed in against the heart of Berlin. The ones who do believe that are Nazi fanatics who also believe they can go underground and continue the fight against the Allies for years.

Don’t care about Hitler

For the last few weeks no Germans with whom I talked cared where Hitler was. They didn’t care whether he was dead or alive.

The only thing they cared about was getting themselves into position to surrender to the Americans or the British.

At the Luckenwald Camp the German guards talked frankly about what they intended to do when the Russians came.

They said they would fire one token volley and then run. Actually, they didn’t wait to do that. They fled before the Russians ever got there and turned the camp over to those of us who were prisoners.

The average German soldier seems to have realized as early as last fall that he was fighting in a lost cause.

I say that because there were two weeks after I was captured that I was forced to live in the battlefield with a unit of the German Army.

Surrounded by Allies

We were surrounded by Allied troops southwest of Epinal on the western approaches to the Vosges. For transportation we had a strange convoy of French autos and most of the daylight hours we were strafed by Allied planes.

One day I tried to buy a bottle of schnapps from a French distiller and offered him Allied occupation money in payment. He finally took it when some of my German captors told him:

“The Americans will be here in two days or so.”

I knew then that the Germans knew they were licked.

My captors finally broke out of the Allied trap and then I was shuttled from place to place. In these travels I came into contact with all types of Germans from Foreign Office officials to victims of Gestapo torture. Almost all of them were blaming Hitler and the Nazi regime for their troubles and the remark that was made most often to me was: “We are victims of our leadership.”

One day last November I was taken into the office of Dr. Paul Schmidt, head of the Press Section of the German Foreign Office.

Learned Nazi plans

Obviously he was trying to get information out of me, but in the course of our conversation he let out some interesting information himself. What he outlined to me was Germany’s grand strategy for the remainder of the war.

He said quite frankly that Germany had no chance to drive the Americans and British back out of France into the sea. But he insisted that the German Army could keep the western Allies out of Germany through the winter and, in the spring, start a tremendous offensive against the Russians.

German hopes fade

“This offensive,” he said, “will shatter the Russians’ propaganda front line and roll up their last-ditch army. Then we will force England and the United States into a compromise peace.”

They clung to that hope until January. Then the Russians made their great breakthrough and threw all of Eastern Germany into chaos.

Then the German propagandists made one last attempt. They circulated a story that Marshal Simeon Timoshenko had led a revolt against Marshal Josef Stalin and had seized the great military base of Smolensk. This coup, the German propagandists told their people, had split the Russians’ Eastern Front and deprived the northern end of it of supplies.

Beginning of end

The onrushing Red Army cave the lie to such propaganda. Then the tide really began running heavily against the Germans.

The Allies crossed the Rhine. The Russians rolled up to the Oder. Secret weapons promised to the German soldier never appeared. But as late as three weeks ago an SS agent, who claimed to be a Swiss doctor, was circulating through our prison camp at Luckenwald, trying to persuade American and British prisoners to sign a round-robin letter denouncing the “Red Evil.” Shortly before the Russians arrived he disappeared.

Now the German panic is on. The fear of the Russians has caused groups of armed Germans, numbering as many as 100, to try to surrender to American prisoners of war who still were deep inside Russian-occupied Germany.

[NormanStewart]

Body of Hitler reported hidden

Frick, high Nazi, seized in Bavaria

LONDON (UP) – Adolf Hitler’s body has been hidden so well that it never will be found, Nazi Propagandist Hans Fritzsche told his Russian captors today.

Radio Moscow said Fritzsche, deputy German propaganda minister taken prisoner in Berlin, asserted that the Fuehrer’s corpse had been concealed in an “undiscoverable place.”

Neither Hitler’s body nor that of Propaganda Minister Paul Joseph Goebbels had been found in Berlin, Moscow said. Red Army troops who attempted to search the ruined Chancellery in Berlin were driven back by fires.

Frick captured

But two other prize Nazis have fallen into American hands:

• Dr. Wilhelm Frick, German minister without portfolio, Reich Protector of Bohemia and Moravia and Heinrich Himmler’s predecessor as interior minister.

• Max Amann, deputy to Himmler, chief of the Nazi Party publishing department and publisher of Mein Kampf.

Taken in Bavaria

Frick, 68, probably the highest Nazi Party and German government official yet imprisoned by the Allies, was captured Wednesday at his Bavarian country estate by U.S. troops.

Amann was captured by the American Seventh Army not far from Hitler’s home at Berchtesgaden, a BBC broadcast said.

The London Daily Express said today that “latest unconfirmed and unofficial reports” were that Hitler, Goebbels, Himmler, Reichsmarshal Hermann Goering, Nazi Party Chief Martin Bormann and other Nazi bigwigs “may be on their way to Japan by U-boat.”

[NormanStewart]

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ПРЕДСТАВИТЕЛЯ В СТАВКЕ ФЮРЕРА ВИЦЕ-АДМИРАЛА ГАНСА-ЭРИХА ФОССА

6 мая 1945 года

Я, зам. нач. 1 отделения 4 отдела Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта — майор БАНДАСОВ, через переводчика — сержанта ГОРЕЛИКА, допросил военнопленного, вице-адмирала немецкой армии ФОССА ГАНСА-ЭРИХА, 1897 года рождения, уроженца гор. Аргемюн-де, Бранденбургской провинции, житель гор. Берлина-Да-лем, по Битерштрассе 14-17, немец, образование общесреднее, специальное — в 1917 году окончил военно-морскую офицерскую школу в г. Мюрвек, в 1923 году военнозенитную школу в гор. Вильгельмсгафен, в 1934 году школу военно-морских офицеров, женат, представитель ставки Гитлера по военно-морским делам, в чине вице-адмирала.

Допрос начат в 11.20 6. У.45 г.

Переводчик ГОРЕЛИК об ответственности за дачу ложных показаний по ст.95 УК РСФСР предупрежден.

Вопрос: Вы знаете имперского министра пропаганды доктора Геббельса?

Ответ: Да, имперского министра пропаганды Германии доктора ГЕББЕЛЬСА ЮЗЕФА я знаю хорошо.

В последнее время Геббельс, кроме поста имперского министра пропаганды, занимал должность комиссара обороны гор. Берлина, партийного руководителя по Берлину (гауляйтер) и пост рейхсканцлера.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Геббельсом?

Ответ: Летом 1942 года, в период, когда я являлся командиром тяжелого крейсера «Принц Ойген», ко мне на корабль, как представитель высших партийных и правительственных органов, приезжал доктор Геббельс вместе с представителями печати для того, чтобы ознакомиться с жизнью и боевой деятельностью экипажа с целью освещения и популяризации в печати, как экипажа одного из лучших кораблей. Во время этого посещения я впервые имел с Геббельсом личное знакомство.

Вопрос: В каких взаимоотношениях вы находились с Геббельсом?

Ответ: После указанной встречи на корабле летом 1942 года, я с Геббельсом не встречался до момента моего назначения на должность представителя ставки Гитлера от военно-морского флота, которое произошло в марте 1943 года.

По прибытии с корабля в гор. Берлин, в ставке я часто встречался с Геббельсом. Зная меня, как одного из лучших командиров военных кораблей, он приглашал к себе в министерство пропаганды, и между нами велись беседы на самые различные как бытовые, так и военного характера темы.

В период моего нахождения вместе со ставкой в Восточной Пруссии с Геббельсом приходилось встречаться реже, причем эти встречи носили случайный и полуофициальный характер.

В феврале с.г. ставка переехала в г. Берлин, и в том же месяце Геббельс вместе со своей женой и я были приглашены гросс-адмиралом ДЕНИЦОМ к себе на квартиру на семейный вечер.

Кроме Геббельса с женой, меня и Деница с женой, больше никто на вечере не присутствовал. Никаких политических или военных вопросов на упомянутом мною вечере не затрагивалось.

Поправляюсь: на вечере, между мной, Геббельсом и Деницом имели место разговоры на тему, сможем ли мы организовать оборону Берлина и каким образом.

Мы говорили о необходимости строительства более мощных уличных укреплений и более широкого привлечения к обороне города молодежи из числа фольксштур-мовцев, но все эти вопросы были затронуты поверхностно и как бы мимоходом.

С женой Геббельса я лично знаком с февраля 1945 года. Мои взаимоотношения с Геббельсом и его женой особенно стали близкими примерно с 7 апреля 1945 года, когда ставка Гитлера переместилась в подземное убежище, которое было оборудовано под зданием имперской канцелярии.

Вопрос: В этом убежище располагалась вся ставка Гитлера или только часть ее?

Ответ: В подземном убежище, оборудованном под зданием имперской канцелярии, находились Гитлер со своей женой БРАУН ЕВОЙ, Геббельс со своей семьей, заместитель начальника генерального штаба генерал КРЕБС, шеф-адъютант Гитлера генерал БУРГДОРФ, рейхсляйтер БОРМАН, представитель от министерства иностранных дел ГЕЙФЕЛЬ, заместитель имперского руководителя прессы (фамилию не знаю) и я — ФОСС. Кроме названных лиц, там находился технический и обслуживающий персонал.

Сама же ставка в начале советского наступления на Берлин находилась в берлинском районе Далем, затем переехала в район Цоссен, а с угрозой окружения Берлина выехала в гор. Кемптниц. Где находится ставка в настоящее время, мне неизвестно.

Вопрос: В чем состояли ваши близкие взаимоотношения с Геббельсом и его женой в период нахождения в блиндаже?

Ответ: Находясь в блиндаже, я был в самых близких взаимоотношениях как с самим Геббельсом, так и его женой. Геббельс часто со мной разговаривал о тяжелом положении, создавшемся для Германии и лично для нас, но не допускал мысли о возможности сдаться в плен советскому командованию, заявляя при этом: «Я был имперским министром пропаганды и в отношении Советского Союза вел самую ожесточенную пропагандистскую деятельность, за что советское командование меня никогда не простит». Куда-либо бежать он также не мог, ибо являлся комиссаром обороны Берлина и покинуть этот пост считал для себя позорным.

Жена Геббельса относилась ко мне как к близкому и доверенному человеку. Она также видела безвыходность положения и часто печалилась о том, что ей, ее мужу и детям нет никакого спасения и, очевидно, придется погибнуть.

Вопрос: Что вам известно о личной жизни Геббельса и его семьи?

Ответ: О личной жизни Геббельса и его семьи мне известно следующее:

Его семья состоит из 9 человек — он, жена (фамилию, имя не знаю) и 7 человек детей, причем шестеро детей (один мальчик и пять девочек в возрасте от 3 до 13 лет) являются ему родными, а седьмой — Гарольд 19—20 лет — не родной сын, нажитый женой от первого мужа. Гарольд находится рядовым солдатом в немецкой армии. Со своей семьей Геббельс жил очень хорошо.

Вопрос: Опишите внешние приметы Геббельса и его жены.

Ответ: Геббельсу Юзефу около 48 лет, среднего роста, худощавый, лицо продолговатое, лоб высокий, волосы черные зачесывает назад, правая нога немного короче левой, сухая, на ту же ногу заметно хромал и носил специально пошитую обувь.

Его жене (фамилию и имя не знаю) около 40—43 лет, среднего роста, худощавая, очень красивая блондинка, голубые глаза, красивая фигура, выглядела очень молодо, особых примет не имеет, ее родственников не знаю.

Вопрос: Чем объяснить то обстоятельство, что Геббельс не эвакуировал свою семью из Берлина?

Ответ: Геббельс, являясь министром пропаганды и гауляйтером НСДАП гор. Берлина, в своих выступлениях систематически призывал население не терять духа, оставаться на своих местах до последнего, и как пример для подтверждения, что правительство Германии твердо верит в победу, он приводит факт со своей семьей, которую он не эвакуировал и не собирался эвакуировать.

Вопрос: Состояла ли жена Геббельса в НСДАП и какую занимала руководящую должность?

Ответ: Членом НСДАП жена Геббельса была, но какую должность занимала в партии, я не знаю.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах последний раз вы видели Геббельса и его жену?

Ответ: Последний раз Геббельса и его жену я видел 1 мая 1945 года, примерно в 20 часов при следующих обстоятельствах.

Начальник охраны имперской канцелярии и личной охраны Гитлера, бригаденфюрер СС МОНКЕ, несший оборону в районе имперской канцелярии, видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, по приказу коменданта гор. Берлина собрал остатки своей бригады, около 500 человек. К нему присоединились уцелевшие чиновники с тем, чтобы с боем вырваться из окружения.

Весь этот народ был собран около блиндажа № 3, что находится под имперской канцелярией.

Перед началом прорыва примерно 10 человек генералов и офицеров, в том числе и я, в индивидуальном порядке спускались в блиндаж Геббельса и прощались.

При прощании я просил Геббельса, чтобы он пошел вместе с нами. На что он мне ответил: «Капитан не должен покидать тонущий корабль. Я все обдумал и решил оставаться здесь. Мне некуда идти, потому что с маленькими детьми я все равно не пройду, тем более с такой ногой, как моя. Я для вас буду только обузой. Буду оставаться здесь до последнего». Затем я простился с его женой, которая находилась в другой комнате. На прощание она мне сказала: «Нас связывают дети, с которыми теперь нам никуда не уйти».

На этом я с семьей Геббельса расстался и больше его не видел.

Вопрос: Как были одеты Геббельс и его жена в момент последней встречи с ними?

Ответ: Сам Геббельс был одет, как всегда, в партийную форму — черные брюки, полуботинки, коричневый френч, такую же рубашку и галстук, без фуражки. Его жена была одета в темно-синее платье.

Вопрос: Как реагировал Геббельс на смерть Гитлера?

Ответ: Когда Геббельс узнал, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, [он] был сильно удручен и заявил: «Очень жаль, что такого человека не стало среди нас. Но ничего не поделаешь. Для нас теперь все проиграно, и это единственно возможный путь исхода, по которому пошел Гитлер. Я последую его примеру».

Вопрос: Кто в последний период являлся личным врачом Гитлера?

Ответ: С ноября 1944 года и до последнего времени личным врачом Гитлера являлся штандартенфюрер ШТУМПФЭГГЕР.

Вопрос: Где он находился в момент смерти Гитлера?

Ответ: В момент смерти Гитлера Штумпфэггер находился в блиндаже, но был ли около Гитлера или нет, я не знаю. После смерти Гитлера я с ним встречался, но по вопросу смерти не говорил.

Вопрос: Где в настоящее время находится Штумпфэггер?

Ответ: Он вместе с остатками бригады Монке участвовал в прорыве кольца окружения, но прорваться мы не могли, и куда он делся, мне неизвестно.

Допрос прерван в 4.00 7. У.45 г.

Протокол зачитан мне на немецком языке, записано правильно.
ФОСС

Допросил:
зам. нач. 1 отд. 4 отдела УКР «Смерш» 1 БФ
майор БАНДАСОВ

Переводчик немецкого языка: сержант ГОРЕЛИК

Арх. Н-21134, л. 19-24 об. (подлинник)

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 6, 1945)

Reds can’t find Hitler’s body

LONDON (UP) – The mystery of what happened to Adolf Hitler deepened tonight with a Radio Moscow announcement that neither the Fuehrer’s body nor that of Paul Joseph Goebbels, Nazi propaganda minister, had been found in Berlin.

Hans Fritzsche, Goebbels’ deputy, was quoted by the broadcast as saying Hitler’s corpse is hidden so well it cannot be discovered.

Meanwhile, a new possibility as to what actually happened to Hitler was raised by Edward W. Beattie, United Press writer, freed yesterday after eight months as a prisoner of the Germans.

Mr. Beattie said many Germans believe Hitler has been dead since July 20, 1944 – a victim of the bomb plot against him by German Army officers.

[NormanStewart]

АКТ

7 мая 1945 года,
гор. Берлин-Бух, Морг ХПГ 496

Судебно-медицинского исследования трупа овчарки

Комиссия в составе Главного судебно-медицинского эксперта 1-го Белорусского фронта подполковника медицинской службы ШКАРАВСКОГО Ф.И., Главного патолога-анатома Красной Армии подполковника медицинской службы КРАЕВСКОГО К.А., и.о. Главного патолога-анатома 1-го Белорусского фронта майора медицинской службы МАРАНЦ А.Я., армейского судебно-медицинского эксперта 3-й ударной армии майора БОГУСЛАВСКОГО Ю.И. и армейского патолога-анатома 3-й ударной армии майора медицинской службы ГУЛЬКЕВИЧА Ю., по приказанию члена Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта ТЕЛЕГИНА произвела судебно-медицинское исследование трупа овчарки.

При исследовании установлено:

А. Наружный осмотр

Труп крупной собаки (суки), породы немецкой овчарки: окраска шерсти — на спине темно-серая, брюхо — светло-серое. Вокруг пасти черные подпалины. Хвост умеренно пушист. Длина трупа от затылочной кости до начала хвоста — 91 см. Зубы белые, верхушки клыков несколько стертые.

Грудные соски сероватого цвета, хорошо выражены, при сдавливании их выделений не отмечается.

На слизистой языка обнаружено 2 осколка тонкостенной стеклянной ампулы, один из них представляет часть дна ампулы, а другой — стенки.

На слизистой неба небольшие царапины с ровными краями, слизь во рту кровянистая. Вокруг царапин имеются кровоизлияния.

Других повреждений на трупе собаки не обнаружено, длинные кости на ощупь целые.

Б. Внутренний осмотр

Расположение внутренних органов правильное, кровенаполнение умеренное. В сердце и крупных сосудах рыхлые красные кровянистые сгустки.

При вскрытии ощущается ясно выраженный запах горьких миндалей.

Желудочно-кишечный тракт содержит значительное количество полупереваренных пищевых масс с неприятным кислым запахом.

При исследовании внутренних органов видимых болезненных изменений не обнаружено.

Для химического исследования взято 10 кубиков крови и помещено в стеклянную пробирку, а также часть легких, сердца, печени, почек, селезенки, желудка, ки-шек и помещены в стеклянную банку.

Указанные объекты без консервации, направлены во фронтовую санитарную эпидемиологическую лабораторию № 291, для судебно-химического исследования на наличие цианистых соединений и основных ядов…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ КОМИССИИ

На основании результатов судебно-медицинского исследования трупа овчарки и судебно-химического исследования ее внутренних органов, комиссия приходит к выводам:

1. Каких-либо повреждений, а также болезненных изменений, которые могли бы вызвать смерть собаки, вскрытием не установлено.

2. В слизистой оболочке пасти и языка обнаружены осколки тонкостенной стеклянной ампулы, при вскрытии трупа ощущался запах горьких миндалей, а судебнохимическим исследованием обнаружено во внутренностях наличие цианистых соединений.

3. Таким образом необходимо сказать, что смерть овчарки наступила в результате отравления цианистыми соединениями.

Комиссия:

Главный судебно-медицинский эксперт 1 БФ
подполковник медицинской службы ШКАРАВСКИЙ

Главный патолог-анатом Красной Армии
подполковник медицинской службы КРАЕВСКИЙ

И.о. Главного патолога-анатома 1 Бел. фронта
майор медицинской службы МАРАНЦ

Судебно-медицинский эксперт 3 ударной армии
майор медицинской службы БОГУСЛАВСКИЙ

Патолог-анатом 3 ударной армии
майор медицинской службы ГУЛЬКЕВИЧ

22 мая 1945 года

Ф. 4 ос, оп. 3, д. 36, л. 40-41 (подлинник)

---

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ВРАЧА ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ ГЕЛЬМУТА КУНЦА

1945 года, мая месяца, 7 дня

Начальник 4 отдела Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта подполковник ВАСИЛЬЕВ, через переводчика немецкого языка — следователя ст. лейтенанта ВЛАСОВА, допросил военнопленного немецкой армии КУНЦА ГЕЛЬМУТА, 1910 года рождения, уроженца гор. Этлинген, провинции Баден, зубного врача, последнее время работавшего в санитарном управлении СС Берлина в должности адъюнкта при главном зубном враче. Когда санчасть была распущена, перешел работать в госпиталь. 23 апреля госпиталь был вывезен из Берлина, и он был направлен для работы в имперскую канцелярию. В это время там не было зубного врача.

Вопрос: До 23 апреля с.г. вы имели отношение к имперской канцелярии?

Ответ: До этого времени я никакого отношения к имперской канцелярии не имел.

Вопрос: Какое вы имели звание?

Ответ: СС-штурмбанфюрера.

Вопрос: Кого вы лично обслуживали, когда находились при имперской канцелярии?

Ответ: Лично я обслуживал жену ГЕББЕЛЬСА, а впоследствии лечил и солдат, находившихся при имперской канцелярии.

Вопрос: Давно ли вы знаете Геббельса и его семью?

Ответ: С Геббельсом я познакомился 1 мая с.г. [через] его жену. До этого я знал его по выступлениям на парадах. Впервые я видел Геббельса примерно в 1922 году, когда он выступал с речью в народном доме в гор. Вене.

Вопрос: Как же так получилось, что вы не имели доступа в имперскую канцелярию, а 1 мая с.г. вас познакомили с Геббельсом, и сразу же получили широкий доступ в его квартиру?

Ответ: Видимо потому, что я был знаком с женой Геббельса, которую я лечил.

Вопрос: Вы были в квартире Геббельса?

Ответ: Я был в бункере Геббельса в имперской канцелярии, где также проживала его семья — жена и дети.

Вопрос: Какие вам известны физические недостатки у Геббельса, его жены и детей?

Ответ: Жена и дети были совершенно нормальны, а Геббельс хромал на правую ногу.

Вопрос: Уточните более обстоятельно, что произошло с Геббельсом и его семьей.

Ответ: 27 апреля с.г. перед ужином, в 8 — 9 часов вечера я встретил жену Геббельса в коридоре у входа в бункер Гитлера, где она мне заявила, что хочет обратиться ко мне по одному очень важному вопросу, и здесь же добавила: «Сейчас такое положение, что, очевидно, нам придется умереть», — а поэтому просит меня, чтобы я помог умертвить ее детей, на что я дал свое согласие.

После этого разговора жена Геббельса пригласила меня в детскую спальню и показала мне всех своих детей. В это время дети собирались ложиться спать, и я с ними ни с кем не разговаривал.

В тот момент, когда дети уходили спать, зашел сам Геббельс, который пожелал спокойной ночи детям и ушел.

Пробыв в комнате 10 — 15 минут, я попрощался с женой Геббельса и ушел к себе в госпиталь, который располагался там же в бункерах, примерно 500 метров от бункеров Гитлера, Геббельса и других лиц, находившихся при ставке Гитлера.

1 мая с.г., примерно в 4 — 5 часов дня мне в госпиталь позвонила по телефону жена Геббельса, которая заявила, что прошло уже достаточно времени, и просила сейчас же прийти в бункер. После чего я направился к ней, но без всяких медикаментов.

Когда я пришел в бункер Геббельса, то застал в рабочем кабинете самого Геббельса, его жену и государственного секретаря министра пропаганды НАУМАНА, которые о чем-то беседовали.

Обождав у двери кабинета примерно минут 10, когда Геббельс и Науман вышли, жена Геббельса пригласила меня зайти в кабинет и заявила, что решение уже принято (речь шла об умерщвлении детей), т.к. фюрер умер и примерно в 8 — 9 часов вечера части будут пытаться уходить из окружения, а поэтому мы должны умереть. Другого выхода для нас нет.

Во время беседы я предложил жене Геббельса отправить детей в госпиталь и представить их под опеку Красного Креста, на что она не согласилась и заявила: пусть лучше дети умирают…

Минут через 20, в момент нашей беседы в рабочий кабинет вернулся Геббельс, который обратился ко мне со словами: «Доктор, я вам буду очень благодарен, если вы поможете моей жене умертвить детей».

Я Геббельсу также, как и его жене, предложил отправить детей в госпиталь под защиту Красного Креста, на что он ответил: «Это сделать невозможно, ведь все-таки они дети Геббельса».

После этого Геббельс ушел, и я остался с его женой, которая около часа занималась пасьянсом (гадание на картах).

Примерно через час Геббельс снова вернулся вместе с зам. гауляйтера по Берлину ШАХТОМ, и поскольку Шахт, как я понял из их разговора, должен уходить на прорыв с частями немецкой армии, он простился с Геббельсом. Геббельс подарил ему очки в роговой оправе темного цвета со словами: «Возьмите их на память, эти очки носил всегда фюрер». После этого Шахт попрощался с женой Геббельса, а также со мной и ушел.

После ухода Шахта жена Геббельса заявила: «Наши сейчас уходят, русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса».

Когда мы, т.е. я и жена Геббельса, вышли из рабочего кабинета, то в передней в этот момент сидели два неизвестных мне военных лица, один в форме «Гитле-рюгенд», форму второго не помню, с которыми Геббельс и его жена стали прощаться, причем неизвестные спросили: «А вы как, господин министр, решили?» Геббельс ничего на это не ответил, а жена заявила: «Гау-ляйтер Берлина и его семья останутся в Берлине и умрут здесь».

Простившись с указанными лицами, Геббельс возвратился к себе в рабочий кабинет, а я вместе с его женой пошли в их квартиру (бункер), где в передней комнате жена Геббельса взяла из шкафа шприц, наполненный морфием, и вручила мне, после чего мы зашли в детскую спальню. В это время дети уже лежали в кроватях, но не спали.

Жена Геббельса объявила детям: «Дети, не пугайтесь, сейчас вам доктор сделает прививку, которую сейчас делают детям и солдатам». С этими словами она вышла из комнаты, а я остался один в комнате и приступил к впрыскиванию морфия, сначала двум старшим девочкам, затем мальчику и остальным девочкам. Впрыскивание делал в руки ниже локтя по 0,5 кубика. Процедура впрыскивания продолжалась примерно 8 —10 минут. После чего я снова вышел в переднюю, где застал жену Геббельса, которой заявил, что нужно обождать минут 10, потом дети заснут, и одновременно я посмотрел на часы — было 20 часов 40 минут (1 мая).

Спустя 10 минут жена Геббельса в сопровождении меня вошла в спальню к детям, где пробыла минут 5, каждому из них вложила в рот по раздавленной ампуле цианистого калия. (Цианистый калий находился в стеклянных ампулах, которые содержали 1,5 куб.) Когда мы вернулись в переднюю, она заявила: «Все кончено». Затем я с ней направился вниз, в рабочий кабинет Геббельса, где застали последнего в очень нервозном состоянии, расхаживающим по комнате. Войдя в кабинет, жена Геббельса заявила: «С детьми все кончено, теперь нам нужно подумать о себе». На что ей Геббельс ответил: «Нужно торопиться, так как у нас мало времени».

Дальше жена Геббельса заявила: «Умирать здесь в подвале не будем», а Геббельс добавил: «Конечно, мы пойдем на улицу, в сад». Жена ему бросила реплику: «Мы пойдем не в сад, а на площадь Вильгельма, где ты всю свою жизнь работал». (Площадь Вильгельма — площадь между зданиями имперского министерства пропаганды и имперской канцелярии.)

Во время беседы Геббельс поблагодарил меня за облегчение их судьбы и, попрощавшись со мной, пожелал успеха в жизни и счастливого пути. После этого я направился к себе в госпиталь (это было примерно в 15-20 минут 10 часа вечера).

Вопрос: Откуда жена Геббельса могла взять отравляющий яд (цианистый калий)?

Ответ: Жена Геббельса мне говорила, что морфий и шприц она получила от второго врача Гитлера — Штумп-фэггера, а где она взяла ампулы с цианистым калием, мне неизвестно.

Вопрос: В момент прощания с Геббельсом, в чем были одеты Геббельс и его жена?

Ответ: В момент прощания с Геббельсом, он был одет в партийную форму — коричневый мундир, черные брюки, обут был в ботинки. На левом рукаве имел простую красную повязку с белым кругом, внутри которого была свастика черного цвета. Был ли на мундире золотой партийный значок, я не утверждаю, так как не помню.

Жена Геббельса была одета в костюм (жакет и юбка) темно-серого цвета в полоску, без головного убора. На левой груди был серебряный значок «Материнский крест», которым награждались матери, имевшие до семи детей. Был ли у нее партийный значок, я не помню.

Я должен добавить, что 24 апреля с.г., когда жена Геббельса была у меня на приеме как у зубного врача, она в личной беседе рассказывала, что у нее имеется еще сын от первого мужа, по фамилии КВАНТ (не точно), который служил в немецкой армии в чине лейтенанта или обер-лейтенанта и, будучи в 1944 году на итальянском фронте, был пленен англо-американскими войсками, затем направлен в Алжир, откуда через Красный Крест установил с семьей Геббельса письменную связь.

Вопрос: Уточните возраст детей Геббельса и в чем они были одеты.

Ответ: Всего детей, умерщвление которых я произвел, было шестеро: пять девочек и один мальчик. Старшей девочке было 12-13 лет, второй девочке 10—12 лет, мальчику 8—10 лет, третьей девочке 6—8 лет, четвертой 4—6 лет и пятой около четырех лет.

Старшая девочка была одета в светло-голубой спальный костюм, состоявший из жакета с короткими рукавами и брюк. Все остальные дети, насколько мне помнится, были одеты в белые ночные рубашки.

Вопрос: От кого и когда вам стало известно о смерти Геббельса и его жены?

Ответ: Об этом мне абсолютно ничего неизвестно.

Вопрос: Уточните, кто из медработников госпиталя был на приеме у Гитлера, когда он награждал их, и каким образом вы туда попали.

Ответ: В ночь с 29 на 30 апреля с.г. я находился в офицерском казино, которое размещалось над бункером Гитлера. Примерно в половине второго по телефону в казино позвонил мне профессор ХААЗЕ, шеф-врач госпиталя, который сообщил, что фюрер приглашает меня и весь медперсонал госпиталя к себе в бункер. Через 20 минут, когда все работники шли в квартиру Гитлера, к ним присоединился и я. В составе этой группы находились:

1. Шеф-врач госпиталя — оберштурмфюрер, профессор, доктор ХААЗЕ.
2. Ст. врач госпиталя — штандартенфюрер, профессор, доктор ШЕНК.
3. Второй врач госпиталя — штурмбангфюрер, доктор КУНЦ.
4. Сестра хирургии Эрна ФЛЕГЕЛЬ.
5. Сестра хирургии Лизелота ЧЕРВИНСКА.
6. Сестра хирургии РУТ (фамилию не знаю).

В коридоре около квартиры фюрера мы остановились, куда к нам минут через 10 вышел сам Гитлер, которому Хаазе представил меня и врача Шенка. После этого от имени награжденных выступила медсестра ЛИНДХОРСТ с короткой речью о преданности фюреру. Гитлер поблагодарил всех награжденных за службу и ушел к себе в кабинет, а мы разошлись по своим местам.

В числе награжденных были: профессор Хаазе — награжден крестом «Кригсфердинст Кройц 1-го класса» (за особые заслуги) и четыре сестры: Эрна Флегель, Лизелота Червинска, Элизабета Линдхорст и Рут (фамилия неизвестна). Они были награждены крестами «Кригсфердинст Кройц 2-го класса», которые были вручены адъютантом Гитлера ГЮН-ШЕ еще в госпитале, до прихода на прием к Гитлеру.

Вопрос: Расскажите подробно о Гитлере, что с ним произошло.

Ответ: О смерти Гитлера впервые я услышал в 9 часов 1 мая, когда части Красной Армии уже окружили Берлин. Я пришел на квартиру Геббельса, жена его плакала и рассказывала, что она стояла на коленях перед Гитлером и просила его не делать этого, а потом добавила: да, но другого выхода не было.

Жена Геббельса ничего определенного не сказала, что сделал Гитлер с собой.

Вопрос: Как же так получается? Вы там все время находились и не знаете обстоятельств смерти Гитлера?

Ответ: В этот момент я не был там и могу говорить только то, что слышал. Тому, что говорила жена Геббельса, я верил. Она говорила, что Германия представляет собой стадо без пастуха, так как Гитлер умер.

Вопрос: Не может быть, чтобы вы не знали, каким образом скончался Гитлер, так как находились при ставке. Требуем, чтобы вы рассказали всю правду.

Ответ: Подробностей смерти Гитлера я не знаю, а рассказываю, что мне было известно от жены Геббельса. Кроме того, среди обслуживающего персонала ходили слухи, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, и что труп Гитлера должен быть сожжен в саду имперской канцелярии.

Вопрос: От кого вы слышали, что труп Гитлера должен быть сожжен?

Ответ: Это я слышал от РАТТЕНХУБЕРА, СС-группен-фюрера, который был ответственным за безопасность в ставке фюрера. Он говорил: «Отец оставил нас одних, а теперь мы должны тащить его труп наверх».

Вопрос: Гитлер один покончил жизнь самоубийством, или еще кто?

Ответ: Жизнь самоубийством Гитлер покончил вместе со своей женой БРАУН, на которой он женился за несколько дней до смерти.

Вопрос: Что вы слышали по этому поводу?

Ответ: Мне известен такой случай, что вечером 30 апреля к фрау Браун подбежали дети Геббельса и назвали ее тетя Браун. Она им ответила: теперь я не тетя Браун, а тетя Гитлер. Об этом рассказывала Браун в присутствии врача Хаазе при следующих обстоятельствах: я и профессор Хаазе ужинали, в это время в комнату вошла фрау Браун с детьми. Проходя мимо стола, она обратилась к профессору Хаазе с рассказом, что ее сегодня дети назвали тетя Браун. Она же им ответила, чтобы называли тетя Гитлер.

Вопрос: Откуда вам известно, что Браун должна была покончить жизнь самоубийством вместе с Гитлером?

Ответ: 30 апреля вечером Браун пригласила меня, профессора Хаазе и двух девушек-секретарей фюрера на чашку кофе. Она нам рассказала, что Гитлер написал завещание и что фюрер умрет тогда, когда получит подтверждение, что завещание доставлено тому лицу, которому оно предназначено.

Она также заявила: «Нас все предали — и ГЕРИНГ и ГИММЛЕР, и умереть будет не так трудно, потому что яд уже испытан на собаке, и смерть придет быстро».

Вопрос: Кто испытывал этот яд на собаке?

Ответ: Браун говорила, что уже произвели испытание яда, а кто именно производил испытание, она не говорила.

Вопрос: Вы заявили, что Гитлер за несколько дней до смерти женился на Еве Браун. Уточните, где находилась Браун до замужества и чем она занималась.

Ответ: Со слов группенфюрера Раттенхубера, начальника личной охраны квартиры Гитлера, и личного пилота Гитлера группенфюрера БАУЕРА, мне известно, что до официального замужества Ева Браун находилась при Гитлере. Каких-либо других подробностей о ней я не знаю.

Вопрос: Из каких источников вам стало известно, что Гиммлер должен был вести переговоры с союзниками, и с кем именно?

Ответ: Как я уже показал выше, 30 апреля с.г., между 10 — 11 часами вечера я находился в казино вместе с профессором Хаазе и секретарями Гитлера — фрау ЮНГЕ и КРИСТИАН. Туда зашла жена Гитлера — Ева Гитлер, которая пригласила нас в одну из комнат казино, где мы находились минут 20.

Во время беседы Ева Гитлер нам заявила, что Геринг ненадежный человек, о чем мы всегда знали, что Гиммлер вместо того, чтобы перебросить войска с запада на оборону Берлина, ведет переговоры с союзниками (надо полагать, с Америкой и Англией) о перемирии, без согласия на это Гитлера. Более что-либо подробного по этому вопросу она нам не рассказывала.

Вопрос: Когда и с кем вы выходили из бункера и куда направлялись?

Ответ: Я находился в бункерах госпиталя до двух часов дня 3 мая с.г., то есть до момента пленения. Вместе со мной в госпитале оставались профессор Хаазе, сестры Флегель и Червинска.

Профессор Шенк и сестра по имени Рут (фамилию не знаю) принимали участие в прорыве, и судьба мне их неизвестна.

(Допрос прерывается)

Показания мне зачитаны с переводом на немецкий язык и с моих слов записаны правильно.

КУНЦ

Допросили:
Начальник 4 отдела Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта
подполковник ВАСИЛЬЕВ

Переводчик: старший лейтенант ВЛАСОВ

Показания стенографировала
мл. лейтенант м/с ХРУЩЕВА

Арх. Н-21092, л. 12-20 (подлинник)

[NormanStewart]

GERMANY: The Betrayer

Monday, May 07, 1945

THE VOICE OF DESTRUCTION: ‘You may have begun man, but I, Adolf Hitler, will finish him.’

Fate knocked at the door last week for Europe’s two fascist dictators. Mussolini, shot in the back and through the head by his partisan executioners, lay dead in Milan. Adolf Hitler had been buried, dead or alive, in the rubble of his collapsing Third Reich. Whether or not he had suffered a cerebral hemorrhage (as reported from Stockholm), or had “fallen in his command post at the Reich chancellery” (as reported by the Hamburg radio, which said that he had been succeeded as Führer by Grand Admiral Karl Doenitz), or was a prisoner of Gestapo Chief Heinrich Himmler, Adolf Hitler as a political force had been expunged. If he were indeed dead, the hope of most of mankind had been realized. For seldom had so many millions of people hoped so implacably for the death of one man.

If they had been as malign as he in their vengefulness, they might better have hoped that he would live on yet a little while. For no death they could devise for him could be as cruel as must have been Hitler’s eleventh-hour thoughts on the completeness of his failure. His total war against non-German mankind was ending in total defeat. Around him, the Third Reich, which was to last 1,000 years, sank to embers as the flames fused over its gutted cities. The historic crash of what had been Europe’s most formidable state was audible in the shrieks of dying men and the point-blank artillery fire against its buckling buildings.

All that was certain to remain after 1,000 years was the all but incredible story of the demonic little man who rose through the grating of a gutter to make himself absolute master of-most of Europe and to change the history of the world more decisively than any other 20th-century man but Lenin. Seldom in human history, never in modern times, had a man so insignificantly monstrous become the absolute head of a great nation. It was impossible to dismiss him as a mountebank, a paper hanger. The suffering and desolation that he wrought was beyond human power or fortitude to compute. The bodies of his victims were heaped across Europe from Stalingrad to London. The ruin in terms of human lives was forever incalculable. It had required a coalition of the whole world to destroy the power his political inspiration had contrived. How had it happened? If it was necessary to exterminate Hitler and his works, it was equally necessary to try to understand him.

Clearly so absurd a character, so warped and inadequate a mind, despite its coldblooded political discernment, could not in so short a time have worked such universal havoc if it had not embodied forces of evil in the world far greater than itself.

Everything – backward environment, shabby heredity, dingy ambitions, neurotic sensitivity – prepared Hitler for his future role. But the beginnings of the future scourge of mankind were bucolic, even idyllic. Hitler was born (1889) at Braunau in Austria-Hungary, among the blue foothills of the Tirolean redoubt.

From his mother, the 20-year-old third wife of his 53-year-old father, Hitler inherited his psychotic blue-green eyes, and probably his tendency to tantrums and his anemic artistic talent. From his father, who had risen by a lifetime’s effort from a peasant to a petty customs inspector, Hitler probably inherited a toughness of character that was not so much strength as a persistent stubbornness in overcoming weakness.

He was a somewhat strident boy, who early tried out the Führerprinzip (leader principle) by bossing his schoolmates (“I became a little ringleader at that time”). One day he discovered an account of the Franco-Prussian War in two old popular magazines. “Before long that great heroic campaign had become my greatest spiritual experience.”

The Führerprinzip had no effect on Hitler’s father, who wanted his son to become a petty official. Hitler wanted to become an artist. The long struggle between them was ended only by the death of his father. Then his mother sent him to art school. Two years later she died. Young Hitler packed his few clothes in a suitcase and struck out for Vienna.

It was a momentous trip for mankind. For in gay, cosmopolitan, highly civilized Vienna the young German nationalist from the Alps suffered for the first time three new urban experiences that profoundly influenced his future: the slum proletariat, Social Democratic trade unions, Jews.

His political education kept pace with his human observations. Hitler learned to know trade unions when he got a job as a bricklayer. “When I was told I had to join, I refused." The radical talk of his fellow workers disgusted him.

Adolf tried to reason with his fellow bricklayers. “I argued till finally one day they applied the one means that wins the easiest victory over reason: terror and force." He was learning fast. Hitler was given the choice of quitting the job or being tossed off the scaffold. He quit. He also took to reading Socialist literature and attending Socialist meetings to find out what it was all about. His researches led him to a conclusion that was to blossom later into the horrors of concentration camps like Maidanek, Buchenwald and Dachau.

Soon Hitler was reaching equally luminous conclusions about the Jews. He began to read the publications of Vienna’s violently anti-Semitic Mayor Doktor Karl Lueger and his Christian Socialist Party. “One day when I was walking through the inner city, I suddenly came upon a being clad in a long caftan, with black curls. Is this also a Jew? was my first thought… But the longer I stared at this strange face and scrutinized one feature after the other, the more my mind reshaped the first question into another form: Is this also a German?"

Soon young Hitler’s researches had revealed to him that the Jew is the enemy of all mankind, but by special malice, the peculiar enemy of the Germans.

In 1912 Hitler moved from racially impure Vienna to Munich. There he continued to live a slum existence, eking out a bare living by peddling his watercolor paintings. There in June 1914, the news reached him that a Serbian nationalist had shot and killed the Archduke Franz Ferdinand at Sarajevo.

When Germany declared war and even the Social Democrats voted the war credits, Hitler was transported. Since he was an Austrian, he asked for and received permission to join a Bavarian regiment. The war was wonderful. The army was more wonderful. Hitler was made a corporal, received an Iron Cross, was wounded, and later gassed. While he was recuperating in a hospital near Berlin, news came of the German Revolution of 1918, and of the Armistice that was to save Germany from Allied invasion. Hitler buried his face in his pillow and wept. Then he decided to give up art and architecture for a new profession: “I, however, resolved now to become a politician.”

One more step was necessary: the newly minted politician must find a political party. Hitler found it in the German Workers’ Party, a tiny group which the Bavarian Reichswehr officers had sent him to observe. He became member No. 7 of the little party which was later to become the National Socialist German Workers’ Party (Nazis). He found an impressionistic economic program in the scrambled economic theories of another member, Gottfried Feder. And he found something much more important – his voice. One night a visitor said some friendly words about Jews. Without thinking twice, Hitler burst forth in speech. He had become an orator.

Then Hitler made one of the most valuable mistakes of his life: he and his handful of Party comrades decided to seize the Bavarian Government. Hitler had promised to kill himself if the attempt failed. Instead he went to jail in the Landsberg prison in a cozy cell (compliments of friendly officials).

In Landsberg, with the help of Rudolf Hess, he wrote Mein Kampf (My Struggle). Seldom has a plotter set forth his purposes in plainer language or more explicit detail. The book was badly organized, but in it were the plans for Hitler’s aggression against Germany and the rest of the world. The intellectuals contented themselves with laughing at Hitler’s ideas and correcting his literary style.

Hitler had been sentenced to jail for five years. He was out in nine months.

His prestige had increased. One by one the perverse paladins of the Nazi inner circle gathered around him:

• Hermann Goring, the former flyer and drug addict.

• Dr. Paul Joseph Goebbels, the unsuccessful novelist who became the Nazi Party’s satirically clever propagandist.

• Joachim von Ribbentrop, the champagne salesman who became No. 1 Nazi diplomat.

• Julius Streicher, the obscene and sadistic Jew-baiter who became Gauleiter of Franconia.

• Captain Ernst Rohm, the homosexual organizer of the Brown Shirts, who was shot in the Blood Purge.

Slowly the Party extended its connections among financiers, industrialists and Government men. For Hitler had learned one lesson from the Beer Hall Putsch: legal, not violent, revolution was the strategy for Germany.

The education of Adolf Hitler was all but completed. The terrible education of the world was about to begin.

It began with Germany. To Germany Hitler and his Party offered to sell protection against Marxism.

It was a purpose that most non-Communist Germans could understand. For in the election that was to carry the Nazis to power the German Communist Party polled 5,970,833 votes. The Nazis fought Communism with the weapons of Communism. To oppose the Communist troops (Red Front Fighters), the Nazis used the Brown Shirts. In place of the dictatorship of the proletariat, the Nazis offered the dictatorship of the Nazi Party. In place of Bolshevism’s scapegoat, the bourgeois, the Nazis offered the Jew. In place of internationalism, the Nazis offered fanatical German nationalism. In place of one dominating class (the proletariat), the Nazis offered the people (Volk).

In place of unemployment, the Nazis offered an economy geared to war production, with jobs for all. In foreign affairs the Nazis clamored for a revision of the Versailles Treaty.

The scheme worked. How well, time quickly told:

• In 1928 the Nazis won twelve Reich stag seats; in 1930 they won 107; in 1932, 230.

• In January 1933, senescent President Paul von Hindenburg appointed Hitler Chancellor.

• In June 1934, Hitler carried through the Blood Purge and became absolute Führer of the Nazi Party. In August Hitler became absolute head of the German state.

• In 1935 the Saar returned to Germany.

• In 1936 Germany reoccupied the Rhineland and signed the anti-Comintern pact with Japan.

The same strategy that had succeeded in Germany was transferred to foreign affairs; only, this time the Nazis sold protection against Russia.

In March 1938 Hitler seized Austria.

In September, he enticed Britain’s aging, fatuous Prime Minister Neville Chamberlain to Munich. There the Sudetenland was ceded to Germany as the price of “peace in our time."

In March 1939, Hitler occupied the rest of Czechoslovakia. A few days later, he took Memel from Lithuania. In April he made territorial demands on Poland. Britain threatened war. On August 23, Germany and Russia agreed to sign a non-aggression pact. A week after it was initialed, the Wehrmacht overran Poland. World War II had begun.

Last week, with their country four-fifths conquered by the Allies, Nazi fanatics were still forcing the Germans to fight on. There was little left to fight for or with.

From Germany TIME Correspondent Percival Knauth cabled:

“If Hitler is today lying dead on a street in Berlin, like Benito Mussolini on a sidewalk in Milan, there will be few people in Germany who will be mourning his passing. The few will be the Nazi Party’s fanatic core who still believe in Nazism, and for that belief and for the sake of their own lives fight on. A growing majority of Germans, however, are looking on Adolf Hitler today with bitterness and angry despair as the man who gambled them and their lives away.

“This realization is dawning on Germans as they come out of the trance-like state in which they fought the war until the Allied armies crossed the Rhine. It is not the realization of their own measure of responsibility for what has happened to them; if that comes to them it might be their salvation. It is an awakening which is expressing itself in the old cry heard after the last world war: ‘Wir sind belogen und betrogen warden’ – ‘We have been lied to and betrayed.’

“I heard that cry in Leipzig last week expressed in just those words. The janitor of an apartment house which stood alone in a street of utter wreckage buttonholed me, shook his fist in my face and cried: ‘You must tell your people how we’ve been lied to and betrayed! Every day we see it more and more! Every day we have more and more proof of how those men have ruined us! And they’re still fighting, letting us be killed – they’d drag our whole country down to death with them if they could!’

“And someone else in Leipzig said to me, a young girl whom I had known before the war who has a two-and-a-half-year-old son now and a husband somewhere down in Austria: they gambled everything away, everything. We are lost as a nation. If I had known when I was in school that this was going to happen, I would have committed suicide.

“It is the same picture in all parts of occupied Germany which I have seen and where I have talked to Germany’s little people. When the Nazis left their towns and villages a world came to an end for them. Leaderless, helpless, they watched the Americans come in. As a mass they did not know what to do. Without newspapers, without radio, without all the thousand and one accustomed details with which the Nazis had organized their daily lives and influenced their daily thought, they slowly began to realize the full scope of the catastrophe which had befallen them, how thoroughly they had been cut off from and ostracized by the outside world which was now bursting in upon them with such cataclysmic power.

“It is what they have lost that is haunting the Germans now. As long as the Nazis were still there, exhorting them, promising them victory and restoration, most of them did not fully realize how complete their loss actually was. It is a material loss measurable in homes destroyed, industries bombed into ruins, fortunes burned up in incendiary bombs. It is a moral loss felt in the loss of national honor, independence and dignity. It is the loss of every foundation of their lives, and many Germans already and probably many more to come see only one way out: suicide.

“In that respect it seems that even the war has not changed the German character. It has not infused new political strength into these people who can not only be led, hypnotized, to their own destruction, but can actually be made to participate in it. In all the various emotions which the Germans are feeling now – fear, anger, hopelessness, bitterness, shame, servility and helplessness – there is one which you will rarely find and that is a sense of guilt, the sense of being responsible personally and as a nation for what has happened.

“Most Germans realize now or profess to realize that this war was unnecessary and wrong. But they still don’t go beyond that to the salient realization that Nazism and everything that went with it was wrong. The main reason the war seems wrong to them is because they lost it. They place the blame on Hitler because he got them into it; if he had won the war few people in Germany today would be concerned with the question of whether the war was right or wrong.

“Judging by present appearances, it does not seem likely that Adolf Hitler will go down in German history as a martyred leader. All last week the radio was propagandizing him as the nation’s military and spiritual leader fighting at the head of his troops in Berlin. Nobody I met was in any way impressed. But when rumors circulated that the Führer had been killed in Berlin, Germans began to stop Allied soldiers on the streets to ask them if it was true. What they were concerned about, however, was not whether Hitler was alive or dead. What they said was: ‘If it is true, then finally perhaps the war will end.’”

For the German people, as for the rest of the world, the end of World War II would bring – had already brought – one tremendous, if negative, good: the end of the monstrous historical lie embodied in Nazism and its perverted practices. Hitler, if he were still able to wonder what his historical function had been as everything crumbled, might say with Mephistopheles in Goethe’s Faust: I am

Ein Teil von jener Kraft,
Die stets das Böse will
und stets das Gute schafft.

(Part of that force,
That is forever willing evil,
continually produces good.)

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 7, 1945)

Reds planning to blast myth about Hitler

New versions crop up of his death

LONDON (UP) – The Nazi radio at Prague said today that Propaganda Minister Paul Joseph Goebbels, Nazi Party chieftain Martin Bormann and a number of other German officials died with Adolf Hitler in the Battle of Berlin.

There was no immediate confirmation of the report from Allied sources. A Berlin dispatch to the Soviet military organ Red Star said the bodies of many leading Nazi war criminals, SS men and members of the army headquarters staff had been found in the courtyard of Hitler’s ruined Chancellery.

All had committed suicide as the Russians closed in, Red Star said. No names were mentioned in the dispatch.

To shatter myth

The official Soviet newspaper Pravda said Russians in Berlin soon would “shatter the myth” that Hitler died a hero’s death. There was no indication that his body yet had been recovered, however.

The Prague broadcast quoted what it said was an announcement from the supreme command of German troops in Bohemia and Moravia that Goebbels, his wife and children, Bormann and other high officials had met “heroes’ deaths in the final battle for Berlin.”

Among the others listed were Dr. Werner Naumann, undersecretary of state in the Propaganda Ministry, and Gen. Krebs, deputy chief of the General Staff. Both were said to have died with Bormann “at the Fuehrer’s side,” presumably in the Chancellery.

Find marshal’s body

Just where in Berlin Goebbels, his wife and children were supposed to have died was not said.

From the British Second Army front came news that the body of Marshal Fedor von Bock, formerly one of Germany’s top commanders on the Russian front, had been recovered in Northern Germany. It was found under a wrecked German army truck, one of a column that had been strafed by RAF fighters a week ago.

The French telegraph service said French troops had captured former Crown Prince Friedrich Wilhelm of Germany, Baron Konstantin von Neurath, former Nazi protector for Bohemia and Moravia, and Hans Georg Viktor von Mackensen, former German ambassador to Italy.

[NormanStewart]

Hitler hideout now only charred ruin

Neighbors think Adolf’s in hiding
By Jack Fleischer, United Press staff writer

BERCHTESGADEN, Germany (UP) – Adolf Hitler’s neighbors believe he is not dead but hiding here somewhere in the Bavarian Alps where his fabulous Berghof retreat today is a charred, smoking ruin.

One report in the countryside here is that Hitler, Reichsmarshal Hermann Goering, and a party fled toward Hinter See, 30 miles east of Berchtesgaden.

It may be pure rumor, but as one Bavarian farm woman, Frau Theresa Aschauer Scheffau, remarked, “We don’t believe anything Hitler and the Nazis say because they lied to us and betrayed us so many times.”

Frau Scheffau, whose little farm is near Hitler’s Berghof estate, based much of her information on the statements of foreign slave workers who sweated to rush completion of the elaborate system of buildings and tunnels Hitler had here.

Had 70 servants

She said so far as known Hitler himself had not visited Berghof since the attempt on his life last July 20 “if he was here then.” But she said Goering had been a very frequent visitor. He and his wife stayed in a luxurious villa, one of the guest houses of Hitler’s chalet.

“Frau Goering alone had 70 girls on her household staff,” Frau Scheffau said. “And Lord knows how many servants there were altogether for the Fuehrer’s chalet and all the guest houses.”

I got some idea of the size of the establishment from a telephone directory I found in one building. It listed about 600 numbers.

No. 366 was for the underground room of Eva Braun, Hitler’s sweetheart. No. 355 was Hitler’s reception room in an underground bunker. To get Eva in her regular room upstairs, Hitler called 417.

Deputy Fuehrer Martin Bormann had a whole building to himself here. Press Chief Dr. Otto Dietrich and Munitions Minister Albert Speer were others listed in the directory.

Private Nazi capital

Everything indicated that Berghof became more and more the Nazi Party’s private capital as the war went on, especially after Allied bombs made Berlin too hot. But today the great estate was as kaput as the Nazis claim Hitler himself to be.

Most of the buildings and much of the grounds are as devastated as if a big battle had been fought here. However, a task force from the Third Division took Berghof Friday night without a fight. Most of the damage was done by Allied air attacks, especially the RAF’s 11-ton battering a fortnight ago.

Blown up by SS

However, Hitler’s own house – Haus Wachenfeld – apparently did not receive any direct hits, in spite of the Air Minister’s claims. Civilians said SS troopers blew it to pieces last Thursday, just before the Americans arrived.

Haus Wachenfeld is painted a hideous, camouflage green like all the other buildings here. Today its metal roof sags crazily. Jagged holes gape in the walls. The inside is devastated.

The famous broad window covering one end, where Hitler gazed at the Alps for inspiration and “intuition,” is a great hole measuring 30 feet high and 10 feet wide.

Three miles of tunnels

The more valuable furnishings were moved into the tunnels which lace this mountainside. One entrance to the tunnels is just behind Hitler’s kitchen. Another is 200 yards behind the SS barracks. A third is near the flagpole where the Stars and Stripes fly today at half-mast in honor of President Roosevelt.

Those tunnels, winding and carpeted in brown, cover an estimated three miles. In the center of them there is a huge, metal elevator running up to the famous Eagle’s Nest teahouse on the mountain top. The elevator did not work today.

Opening off one section of the tunnels are 20 simply-furnished, square bedrooms with two to six beds – all made and ready to sleep in – in each room.

The corridors themselves are filled with old engraved silverware, valuable china and fine table linen, all initialed “A.H.”

Many books found

In some cupboards there are 20-foot-long bookcases packed with the works of German military writers and books by Allied and German authors about Nazi Germany. Included are a half-dozen red-jacketed copies of “Mein Kampf,” autographed by the author.

There is also an elaborate wine cellar, stocked among other things with 1,000 bottles of “Veuve Clicquot” French champagne. Another large storeroom is piled with paintings, and still another with the furniture from the chalet.

Among the interesting items turned up by GIs who roamed Berghof today was the negative of a movie reel, showing two nude girls disporting.

Another was a glass sewing case with a sterling silver top, whereon was written in an open, feminine hand: “Eva.”

[NormanStewart]

Neues Österreich (May 9, 1945)

Dr. Goebbels Leiche aufgefunden

London, 8. Mai
Die Leichen von Dr. Goebbels, seiner Frau und seiner Kinder wurden in Berlin aufgefunden. Als Todesursache wurde Vergiftung festgestellt.

Hitlers Leiche wurde bis jetzt nicht gefunden.

---

Exit Joseph Goebbels

Joseph Goebbels hat sich selbst gerichtet. Damit senkt sich der Schleier über einer jener Gestalten, vor denen die Göttin der Geschichte schaudernd ihr Antlitz verhüllt. Die Führergilde des Dritten Reiches ist wahrlich nicht arm an solchen Figuren, die vor der Mitwelt und Nachwelt als Beispielstypen abschreckender Entartung dastehen. Aber keiner von ihnen, vielleicht mit Ausnahme Heinrich Himmlers, ist bis zu der Unfaßbarkeit des sittlichen Tiefstandes herabgesunken, der das Lebensniveau eines Goebbels kennzeichnet. Himmler hat den größten Massenmord der Geschichte begangen, hat Millionen Menschen durch Folter und Beil, durch Henkerstrick und Giftgas hingemetzelt. Goebbels aber hat den menschlichen Geist vergiftet. Alle bösen Instinkte, alle schlechten Keime im deutschen Nationalcharakter hat er zur höchsten, Blüte herangezüchtet und dadurch das schrecklichste Unglück über seine Nation, über die ganze Welt heraufbeschworen.

Jeder Politiker ist als Politiker, was er als Charakter ist. Da nützt kein Verstecken und kein Tarnen, kein Heucheln und Verdrehen: im politischen Wirken spiegelt sich immer wieder die Persönlichkeit des Wirkenden. In der Charaktergeschichte Joseph Goebbels können wir ruhig die Anfänge übergehen, seine jüdischen Subventionen, seine katholischen Stipendien, seine schmutzigen Weiber- und Ehegeschichten. Was kam bei alldem schließlich heraus? Nichts anderes als ein verkrachter Literat, der einen miserablen Lebensroman erlebt und einen noch schlechteren geschrieben hatte. Und nun kommt die herostratische Tat, die gleichfalls dem verkrachten Literatentum angemessen war: er ließ die ganze deutsche Literatur, soweit sie künstlerischen Wert hatte, vernichten, auf dem Scheiterhaufen verbrennen. Aber sein eigenes Machwerk, der Schundroman „Michael“, blieb am Leben und wurde in vielen Auflagen in die deutsche Leserschaft hineingepumpt.

Goebbels weiteres Wirken als Literat und als Propagandist läßt sich mit einem Satz charakterisieren: Er glaubte kein einziges Wort von dem, was er sprach oder schrieb. Das läßt sich buchstäblich nachweisen an all seinen Reden und Aufrufen und vor allem an all den Zeitungsartikeln, die er in kaninchenhafter Fülle produzierte. Und es waren keineswegs harmlose Phantasiespritzer, es war wirkliches tödliches Gift, das von seinen Lügen ausströmte. Wir erinnern da nur an die bewußte Lüge von der Wunderwaffe, mit der er fast ein Jahr lang das deutsche Volk und die deutschen Soldaten genarrt hat. Der Atem sei ihm stillgestanden, so schrieb er, als er dieses Wunderwerk deutschen Erfindergeistes erblickte! Und auf dieses eine Wort hin gingen Millionen Gutgläubiger in Not und Tod, hielten aus und hielten durch, weil sie wirklich glaubten‚ die Wunderwaffe werden ihnen schließlich doch den Sieg bringen. Der Atem ist ihm stillgestanden! Es ist wahrlich schwer zu entscheiden, was mehr Opfer gekostet hat: Himmlers Giftgas oder Goebbels Lügengift.

Es ist eine Groteske: in Goebbels Charakter war alles vereinigt, was just nach der nazistischen Legende als rassische Entartung zu verdammen ist. Maßlose Überheblichkeit nach unten, kriecherisches Parasitentum nach oben, Schlauheit, Falschheit, Tücke, Grausamkeit, dazu die schwarzhaarige Körperlichkeit dieses Schrumpfgermanen - eine Figur, wie aus dem „Stürmer“ herausgeschnitten. Er war schon ein teuflischer Geselle, - dieser Goebbels, ein apokalyptischer Lausbub, wie ihn Thomas Mann genannt hat. Jetzt ist er dahin, in die Unterwelt versunken, mit der Kulisse fiel der Komödiant. Sein Sterben stand unter demselben Zeichen wie sein Leben: vom Gift hat er gelebt, am Gift ist er verendet.

p. d.

[NormanStewart]

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ПРОФЕССОРА КАРЛА ФОН АЙКЕНА

1945 года, мая, 9 дня
Действующая армия

Я, начальник воинской части 44400-Я полковник МИРОШНИЧЕНКО, сего числа допросил в качестве свидетеля профессора ФОН АЙКЕНА КАРЛА, 1873 г. рождения, уроженец г.Мюльгайм на Руре, образование — высшее, национальность — немец, беспартийный. Директор Центральной берлинской клиники уха, горла и носа. Проживает в Берлин-Далем, Швайнфуртштрассе д.17.

Профессор Айкен предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний.
АЙКЕН

Вопрос: Как давно вы работаете в Центральной Берлинской клинике?

Ответ: В Центральной берлинской клинике уха, горла и носа я работаю беспрерывно с 1922 года.

Вопрос: Приходилось ли вам оказывать какую-либо медицинскую помощь лицам, состоявшим членами правительства Германии?

Ответ: Да, я имел доступ в рейхсканцелярию, и мне, как профессору, неоднократно приходилось оказывать медицинскую помощь членам германского правительства.

Вопрос: Кому именно из руководящих деятелей германского правительства и какую медицинскую помощь вам приходилось оказывать?

Ответ: Из руководящих деятелей германского правительства я неоднократно оказывал медицинскую помощь следующим лицам:

1. Рейхсмаршалу ГЕРИНГУ с конца июля 1944 года по сентябрь 1944 года лечил горло.

2. Рейхсканцлеру ГИТЛЕРУ в мае 1935 года оперировал горло — удалял полипы. С июля 1944 года по 30 декабря 1944 года я снова лечил Гитлера. Медицинская помощь Гитлеру мною оказывалась после того, как было произведено на него покушение 20 июля 1944 года и от взрыва бомбы у Гитлера были порваны барабанные перепонки, в связи с этим значительно потерян слух. Операцию ушей я не производил, так как слух у Гитлера постепенно стал восстанавливаться, поэтому я вел только лишь наблюдение.

Кроме того, в тот же период времени я лечил Гитлера от фуникулярной ангины. Впоследствии, в результате осложнения от фуникулярной ангины у него снова образовался полип в горле. Этот полип мною был удален в ноябре 1944 года. Спустя шесть недель со дня операции — 30 декабря 1944 года я снова посетил Гитлера с той целью, чтобы проконтролировать состояние горла после операции.

Вопрос: Какую еще вы оказывали Гитлеру медицинскую помощь?

Ответ: Больше никакой медицинской помощи Гитлеру я не оказывал и с 30 декабря 1944 года встречаться мне с ним не приходилось.

Вопрос: Можете ли вы назвать других врачей, которые оказывали Гитлеру медицинскую помощь?

Ответ: Гитлеру оказывал медицинскую помощь его постоянный врач — профессор МОРЕЛЛЬ, который являлся его личным врачом и находился при рейхсканцелярии. Зубным врачом, оказывавшим медицинскую помощь Гитлеру, являлся зубной врач рейхсканцелярии, фамилия которого мне неизвестна. Он также постоянно находился при рейхсканцелярии.

Фамилию этого врача должен знать профессор ШТАЙНГАРТ — заместитель директора зубного отделения поликлиники «Шаритэ».

Вопрос: Известны ли вам физические недостатки Гитлера?

Ответ: При оперировании горла и лечении фуникулярной ангины я заметил, что у Гитлера как в нижней, так и в верхней челюстях большинство зубов были искусственные, но без вынимающегося протеза. Насколько припоминаю, искусственные зубы были из желтого металла, а также под цвет естественных зубов. Других характерных физических недостатков у Гитлера я не знаю.

Протокол записан с моих слов правильно, мне с русского на немецкий язык переведен.

ФОН АЙКЕН

Допросили:

Начальник воинской части 44400-Я.
полковник МИРОШНИЧЕНКО

Замначальника воинской части 44400-Я.
полковник ГОРБУШИН

Переводчик воинской части 44400-Я.
гв. лейтенант КАГАН

Ф. К-1 ос, оп. 4, пор. 7, л. 60-61 об. (подлинник)

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 10, 1945)

BODY OF GOEBBELS FOUND
Corpse held by Reds may be Hitler’s

Fuehrer’s last stand made in raid shelter beneath Chancellery
By Joseph W. Grigg Jr., United Press staff writer

BERLIN (UP) – At least four bodies, any one of which may be that of Hitler, have been found by the Russians in Berlin. But none has been identified as being definitely that of the Nazi Fuehrer.

The bodies of Propaganda Minister Paul Joseph Goebbels and his family; of Martin Bormann, successor to Rudolf Hess as Hitler’s deputy, and a number of other top Nazis have been found and identified with fair certainty.

For a week the Russians have searched through the ruins of the underground fortress where Hitler and his gang of last-ditch Nazi fanatics held out until the destruction of Berlin was complete.

Four bodies, blackened and charred, that seem to answer to Hitler’s general appearance, have been dragged out of the ruins. They have been measured and photographed for examination by experts. But the Russians are beginning to believe that no body that can be identified without any shadow of doubt as that of Adolf Hitler ever will be found now.

Underneath Chancellery

The underground fortress which Hitler made his headquarters in the final mighty battle of Berlin was the huge, supposedly bomb-proof air raid shelter underneath the Chancellery.

It had been linked by deep underground passages with shelters under the nearby Wilhelmsplatz, the great Air Ministry building 500 yards away in the Leipzigerstrasse, and the Hugh Command building in the Bendlerstrasse and on the Luetzow Ufer, about a mile distant. There were other big underground shelters under the Tiergarten Park. The whole was linked by communicating passages to form a great subterranean fortress.

Flame-throwers used

It was not until the underground fortress had been burned out yard-by-yard by Soviet flame-throwers that Berlin fell.

Somewhere amid this underground labyrinth of ruins, his body charred beyond real recognition by flame-throwers, Hitler probably met his death. The Russians believe he might have been killed beforehand by the people around him. But the flames that finally swept through the subterranean passages probably destroyed forever any definite evidence of how the Nazi leader was wiped out.

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 11, 1945)

Letter: De Valera’s mourning for Hitler resented

Editor: The shocking insolence of Prime Minister de Valera’s personal visit to the German Embassy to express regret over the death of Hitler is a burning insult to the millions of killed and wounded of the United Nations, including thousands of native south Irish who voluntarily fought and died with them to put an end to the fiendish Fuehrer.

Can this be one more indication of where his sympathies have been from the time our merchantmen were going down by the dozens in the North Atlantic because of lack of bases on the coast of Ireland from which to combat submarines?

THOMAS A. GALLAGHER
908 Wabash Bldg.

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 12, 1945)

Editorial: Voice of Germany

We are too close to Adolf Hitler’s tempestuous career, and we lack too many essential data, to attempt any objective and final appraisal of what made the funny little paperhanger into the most hated figure in world history.

One possible explanation comes to mind, as we think back over the past 15 years. And to the extent that we accept this explanation, it may help us to deal wisely with the Reich so as to avert a World War III.

Let’s grant that Hitler had much more intelligence or cunning than we used to suppose. By all means, we can concede his inordinate talent for demagoguery and we do proclaim the profundity of his depravity. With all these, no man could have led an unwilling people into some of the excesses into which the Germans followed or accompanied their Fuehrer.

This suggests that Hitler never was, in fact, the leader of Germany so much as he was the highly articulate voice for the basest instincts of a nation that was, on the whole, willing and anxious to be led into war, atrocities, racial pogroms, anti-religion.

In this theory Hitler could be compared to a firebrand in a mob. Every member is anxious to commit an illegal, immoral act, but for the moment they are restrained by some vestiges of superficial decency, or perhaps by vague fear of the consequences, or even by the mild inertia of habitual docility.

The firebrand climbs onto a convenient stump, and excites the mobs passions until decency, caution and inertia vanish. The mob does what it wants to do.

No Hitler could have led or forced Americans, in the mass, to do what the Germans as a people have done with little protest. It does not seem probable that any Hitler could have induced the Germans to do such things if they had possessed any deep-seated tolerance, any genuine love of peace and good will.

Hitler, Himmler, Goering and Goebbels can be taken as symbols of what we know as Nazism. But just as in the beginning they were the tools of ostensibly respectable Junkers and industrialists, so in the end they were the personification of the unmorality of a nation that, even now, thinks the worst thing it has done is lose the war.

When we are deciding how to deal with millions of Germans too unimportant and numerous to be tried as war criminals – with millions of Germans who now claim they didn’t know what was going on across the road in horror camps – let’s remember that Adolf Hitler at his worst probably was only the vile voice of a very dangerous people.

[NormanStewart]

АКТ ОСМОТРА

1945 года, мая [месяца], 13 дня
г.Берлин

Мы, нижеподписавшиеся начальник отдела контрразведки «Смерш» 79 стрелкового корпуса, подполковник КЛИМЕНКО, старший следователь отдела контрразведки «Смерш» 79 стрелкового корпуса и он же переводчик старший лейтенант КАТЫШЕВ, начальник топографической службы 79 стрелкового корпуса гвардии майор ГАБЕЛОК, фотокорреспондент 79 стрелкового корпуса гвардии младший лейтенант КАЛАШНИКОВ, рядовые отдельного стрелкового взвода при отделе контрразведки «Смерш» 79 стрелкового корпуса ОЛЕЙНИК, ЧУРАКОВ, НОВАШ, МЯЛКИН, с участием опознавателя МЕНГЕСХАУЗЕНА ХАРРИ, сего числа осмотрели место погребения трупов рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера и его жены.

Опознаватель Менгесхаузен Харри заявил, что он с 10 по 30 апреля, проходя службу в группе войск СС под командованием МОНКЕ, участвовал в защите территории имперской канцелярии и непосредственной охране Адольфа Гитлера.

В полдень 30 апреля 1945 года Менгесхаузен нес патрульную службу непосредственно в здании новой имперской канцелярии, проходя непосредственно по коридору мимо рабочей комнаты Гитлера до Голубой столовой.

Патрулируя по указанному коридору, Менгесхаузен остановился у крайнего окна Голубой столовой, что первое от выходной двери в сад, и начал наблюдать за движением в саду имперской канцелярии.

В этот момент из запасного выхода «бункера фюрера» штурмбанфюреры ГЮНШЕ и ЛИНГЕ вынесли тела Адольфа Гитлера и его жены Ифы Браун, бывший личный секретарь. Это заинтересовало Менгесхаузена, и он начал внимательно наблюдать за происходящим.

Личный адъютант Гитлера Гюнше облил тела бензином и поджег. В течение получаса тела Гитлера и его жены были сожжены и занесены в воронку от снаряда, которая была примерно в одном метре от вышепоименованного запасного выхода, и закопаны.

Всю процедуру выноса, сожжения и погребения трупов Адольфа Гитлера и его жены Менгесхаузен наблюдал сам лично на расстоянии 600 метров.

Далее Менгесхаузен заявил, что в указанной воронке 29 апреля 1945 года была зарыта личная собака Гитлера. Ее приметы: высокая овчарка с длинными ушами, спина черная, бока светлые. Со слов ПАУЛЯ ФЕНИ, который специально ухаживал за собакой Гитлера, Менгесхаузен знает, что она была отравлена ядом.

Осмотром мест, указанных опознавателем Менгесха-узеном, была установлена правдивость его показаний: во время патрулирования 30 апреля 1945 года Менгесхаузен мог из окна Голубой столовой прекрасно наблюдать за происходящим у запасного выхода из «бункера фюрера». Тем более правдивы показания опознавателя Менгесхау-зена, так как из названной им воронки 5 мая 1945 года нами были извлечены обгоревшие трупы мужчины и женщины и две отравленных собаки, которые другими опоз-навателями опознаны, как принадлежавшие Гитлеру и его личному секретарю Ифе Браун.

Глазомерная съемка места обнаружения трупов Гитлера и его жены и фотоснимки мест, названных опозна-вателем Менгесхаузеном, к акту прилагаются.

О чем и составлен настоящий акт в г.Берлине, в имперской канцелярии.

Начальник отдела контрразведки «Смерш» 79 стрелкового корпуса
подполковник КЛИМЕНКО

Старший следователь и переводчик ОКР «Смерш» 79 СК.
старший лейтенант КАТЫШЕВ

Начальник топографической службы 79 СК.
гвардии майор ГАБЕЛОК

Фотокорреспондент п/о 79 СК.
гвардии младший лейтенант КАЛАШНИКОВ

Рядовые ОКР «Смерш» 79 СК.
ОЛЕЙНИК
ЧУРАКОВ
НОВАШ
МЯЛКИН

Опознаватель
МЕНГЕСХАУЗЕН

[NormanStewart]

СХЕМА МЕСТА ОБНАРУЖЕНИЯ ТРУПОВ

МАСШТАБ 1:1000 (в 1 см — 10 метров)

Глазомерную зарисовку произвел:
гв. майор ГАБЕЛОК

I. Старая имперская канцелярия
II. Новая имперская канцелярия
III. Блиндаж Гитлера

1. Рабочая комната Гитлера
2. Голубая столовая
3. Запасной выход из блиндажа Гитлера
4. Крайнее окно Голубой столовой
5. Наблюдательная башня
6. Воронка
7. Место сожжения трупов Геббельса и его жены
8. Место сожжения трупов Гитлера и его жены
9. Вильгельмштрассе
10. Водные бассейны
11. Парк

Гв. майор ГАБЕЛОК

13 мая 1945 года

Ф. 4 ос, оп. 3, д. 36, л. 24-25 (подлинник)

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 15, 1945)

Story of Hitler’s last days in Berlin underground told

Fuehrer refused plea to abandon capital, stenographer says
By Jack Fleischer, United Press staff writer

The writer of the following dispatch is a member of the former Berlin bureau of the United Press. He advises that he considers the following account of the last days of the siege of Berlin reliable.

OBERSALZBERG, Germany (UP) – A man who was a stenographer at Adolf Hitler’s headquarters in Berlin said today that the Fuehrer decided on April 22 to meet his end fighting the Russians from an underground fortress behind the chancellery.

The man is Gerhardt Herrgeselle, who was summoned to Hitler’s headquarters last July to do stenographic work after another stenographer had been killed in the attempt of the German Army generals to assassinate Hitler.

Herrgeselle said that Hitler; his sweetheart, Eva Braun; Martin Bormann, deputy leader of the Nazi Party; Field Marshal Wilhelm Keitel, and Col. Gen. Gustav Jodl, who signed the German surrender at Reims, were living in the underground fortress.

“Around 10:30 o’clock on the morning of April 21,” Herrgeselle said, “the Russian artillery fire became heavier and obviously they were seeking to concentrate their fire on the government district. Later Russian planes made low-level attacks around central areas.

“From noon on there were conferences almost without interruption. Paul Joseph Goebbels, as commander of the Berlin defense, rushed in and out of headquarters many times.

“Subordinate commanders reported in a steady stream. Still no decision was made to remove us to the south.”

Special guards sent

Herrgeselle said the next day the Russian infantry began pressing steadily in toward the center of Berlin. One spearhead was moving along Prenzlauer Allee which ends at the Alexander Platz. Hitler’s special company of SS escort men was sent to protect the Chancellery from that direction.

“Various officers and government officials frantically rushed around trying to organize the remainder of the Chancellery personnel into a Volkssturm (home guard) unit,” Herrgeselle said. “Finally about 500 such persons were armed with pistols and rifles.

“The first military conference that day was held between 12:15 and 1:45 p.m., but still no decision was made about leaving Berlin. But during the series of conferences – I cannot remember how many because things became quite confused – it was obvious that things were critical.

“Officers and officials continuously streamed into the conference room in groups anywhere from three or four to maybe up to 30. During this period the first criticism was made of Hitler regarding remaining in Berlin. But Hitler seemed slightly hazy. He often failed to reply to questions. At other times he obviously was not paying any attention to questions.

Big session at 5:30

“The big decision finally was made in a 15-minute conference beginning at 5:30 p.m. Those present were Hitler, Bormann, Keitel and Jodl. Hitler was dressed, as usual, in dark trousers, field gray jacket with the iron cross hanging from the left side and a brown shirt that had white collar and cuffs.

“In recent days he had not looked so fit. His face was rather puffy and he flushed easily. He seemed to become more stooped daily and when he walked his shoulders gave the impression almost of being a hunchback. His left arm shook considerably. His right hand, where he was wounded in the July 20 explosion, also shook.”

Herrgeselle said that a steel door was closed for the 5:30 o’clock conference and then Hitler announced to Bormann, Keitel and Jodl: “It is lost. I shall remain in Berlin. I shall fall here in the Reich Chancellery.”

Confused and heated

The conference, according to Herrgeselle, was confused and heated. At times everybody except Jodl was talking at the same time in loud voices. Keitel and Bormann opposed Hitler’s decision to stay in the Chancellery. Jodl appeared to be indifferent.

Both Keitel and Bormann, according to Herrgeselle, told Hitler, “My Fuehrer, that contradicts what you have taught us in past months,” They referred to Hitler’s declaration that he would continue to fight so long as there was any German soil left to fight on.

“Jodl, who earlier had been the only one who dared to tell Hitler the truth was quiet throughout most of the conference.” Herrgeselle said. “Bormann and Keitel, however, continued to try to persuade Hitler to change his mind and go to Southern Germany or Norway.

“But Hitler would not be talked out of his decision. During the discussion he frequently tried to silence Bormann and Keitel, but actually they were shouting at once.

“Hitler ordered Keitel, Bormann and Jodl to leave Berlin – an order he may have repeated at least 10 times. But Bormann and Keitel said, ‘My Fuehrer, we will not leave you. We would be ashamed to appear before our wives and children if we did.’ Then Bormann said: ‘It is the first time that I will not obey you.’ Keitel said: ‘I will stay.’”

“Jodl, however, calmly said, ‘I will not stay in this mouse hide. Here one cannot work, fight or operate.’

“Keitel then tried to persuade Hitler that Germany still had much left with which to carry on the war, but Hitler did not seem to be impressed. Jodl asked: ‘My Fuehrer, do you hereby yield complete leadership?’ But Hitler never made a really clear reply to that question.

“Later in the conference he told the three others: ‘Go to Southern Germany. Goering should form a new government. In any case arising Goering should form a new government.’ But Hitler never explained whether he meant Goering should form a government immediately or should wait until after Hitler was dead.”

The conference was adjourned temporarily at 5:55 p.m., Herrgeselle said, and then was resumed. This time the group was joined by Gen. Krebs.

“Everybody in the room except Hitler went out several times to telephone,” Herrgeselle said. “Later events indicated they telephoned various persons and ordered them to call Hitler and try to persuade him to leave Berlin.

“Adm. Doenitz telephoned Hitler and gave an optimistic picture of the situation. (Herrgeselle here explained that because Hitler’s hearing had been impaired in the July 20 attempt on his lite, a stenographer usually listened in on his telephone conversations) Hitler listened to Doenitz for a while and then said: ‘Thank you, Herr Grand Admiral. Heil!’

“Then Foreign Minister Ribbentrop telephoned. He apparently was somewhere in Berlin and spoke excitedly. He claimed to have an authentic report of tension between the Western Allies and Russia.

**“Ribbentrop said: ‘One of our best agents who traveled in the best British circles just arrived in Switzerland. He said the British Cabinet already was split and that dissension between the Allies must come.’

“But Hitler merely said: ‘Oh, that is what that man says; that is what you say.’

Goebbels’ children there

“Goebbels then appeared with his children. First, he brought them into the conference room, but then took them into the next room. Goebbels argued about the Nazis’ historic thesis of the fight against Bolshevism and said: ‘I propose that we turn our backs to the Western Front and continue to fight Bolshevism.’ Hitler replied: ‘No, that capitulation and I will not cooperate.’

“The argument continued until about 7:30 p.m. Keitel continued to say he would not leave Hitler, and Hitler continued to order him and the others to leave.

“There also was an argument over whether the protocol (the notes Herrgeselle was taking on the conversations) should remain in the Chancellery and be destroyed when the end came or whether another stenographer and I should fly south and transcribe our notes. Hitler suddenly decided in favor of the latter.”

Herrgeselle said that when he left the room, he saw Eva Braun playing with the Goebbels children and she asked whether he was flying south. When she learned that he was, she asked him to take along a package and said she would give it to him later.

“I had seen Eva Braun around several times,” Herrgeselle said, “but I never paid any attention to her and did not know until later that she was the Fuehrer’s sweetheart.

Package from Eva

“I went up into the Chancellery, ate, packed a suitcase and returned to the underground bunker to get Eva’s package. She gave me a small oblong box wrapped in paper and I was too anxious to get started to pay much attention to it.

“I suppose it contained some family jewelry or personal rings. She wanted to write a letter, too, but I said I was in a hurry and she said she would give it to somebody else later when our party was leaving. At that time Eva and the Fuehrer were sitting by themselves in the reception room.

“We left the Chancellery in autos after dark in a steady rain. There were some women with us and a fat professor named Morell, who was Hitler’s personal physician. He was very nervous.

“We were surprised when we had no trouble driving west on the east-west axis to Gatow airport, northwest of Berlin. There was no artillery fire along the route and we were very happy.

“Gatow must have been the last airport in German hands because when we arrived the soldiers already had abandoned it. But a pilot and crew were there with a big Condor transport plane. We took off about 1:45 a.m. and landed near Munich about 4:15 a.m. Russian ack-ack fired at us but did not hit us.”

Herrgeselle said that later that day (April 23) they drove to Berchtesgaden. where he gave Eva Braun’s package to a man named Mueller, who was one of Bormann’s assistants.

Herrgeselle does not know what happened in Berlin after he left. The only person he saw from there was one of Hitler’s adjutants named Julius Scaub who arrived at Berchtesgaden later on April 23, but had no fresh news.

Herrgeselle thought Keitel might have tried to remove Hitler from Berlin by force, but probably failed. He admits there is a “slight possibility” that Hitler still is alive but is personally convinced that the Fuehrer died in the underground fortress with Eva Braun, some SS retainers and probably Bormann.

Herrgeselle speculated that plans were made some time ago to prevent Hitler’s body from falling into the hands of the Russians. He thought the bodies of Hitler and a few close associates may have been placed in a vault in the basement of one of the government buildings and then sealed by blasting debris down upon it.

[NormanStewart]

War plants found deep under Berlin

Caverns yield bodies of Goebbels, family

MOSCOW (UP) – The body of Nazi Propaganda Minister Paul Joseph Goebbels was found in a vast underground city beneath Berlin, the Red Army newspaper Red Star reported today.

A Berlin dispatch said that Goebbels’ corpse and those of his wife and children were found where they had committed suicide, before a microphone.

The story said the underground city, 66 feet below Berlin’s surface and safe from the reach of Allied bombs, contained factories, offices, and arsenals linked by electric railroads.

Had luxurious homes

Goebbels, Hermann Goering, and other prominent Nazis had luxurious apartments in the subterranean Berlin. Entrances and exits to the rooms matched any fortress. The huge walls were made from special reinforced concrete and armor plate. Berlin residents said Goebbels and Goering had but their shelters there many years before the war.

Red Star reported that in one of the apartments a Russian correspondent found the corpses of an entire family of an unnamed high Nazi official. He had given poison to his wife and children, then hanged himself and left a note saying, “this is what National Socialism caused.”

The underground city stretched beneath all the streets, boulevards and alleys converging on the Wilhelmstrasse.

Finds passageway

In a house at No. 63 Charlottenstrasse, a Soviet correspondent rummaging in the debris found a narrow passageway below the surface of the ruins. It led to an enormous underground structure with massive doors and electric installations. The luxurious furniture, clothes and linen littering the floors of the rooms indicated an influential family had lived there.

In other subterranean dwellings the correspondent found large families huddled in corners beneath dim kerosene lamps. They had lived there like moles since 1942.

Discover factory

From one such dwelling a narrow corridor led to a steel door, and behind that was a hand grenade factory, where women and children worked, the dispatch said.

Another miniature city lay under the ruins of the main Gestapo building. Innocent-looking sewer covers concealed the entrance to an elaborate transportation system connecting more munitions factories and residential quarters.

Steel columns supported a concrete ceiling in a huge depot filled with shells, incendiary explosives, and smoke bombs. Other shelves were filled with cases containing machine-gun bullets, pistols, and tommy guns.

Railroad intact

The miniature electric railroad serving these arsenals was found intact. Conveyor belts carried the ammunition close to the surface where the heavy guns were emplaced.

The largest number of subterranean passages were found beneath the Wilhelmstrasse and Unter den Linden. Many secret places there still were unexplored. Red Star said it was possible Hitler’s body yet might be found in one of them.

[NormanStewart]

СООБЩЕНИЕ ЛИЧНОГО СЕКРЕТАРЯ ГИТЛЕРА

Один из личных секретарей Гитлера Гергезель [фамилия расслышана неточно] заявил в интервью американскому корреспонденту, что 21 апреля Гитлер впервые подтвердил, что германское руководство потеряло всякую веру в победу Германии. В этот день Гитлеру впервые стало ясно, что Германия будет разбита. Гергезель, находившийся в ставке Гитлера до 22 апреля, сообщил:

21 апреля в 10 часов 20 минут утра русские открыли ураганный артиллерийский огонь по центральной улице города — Вильгельмштрассе, где находилась канцелярия Гитлера.

Весь день огонь почти не прекращался, одна за другой объявлялись тревоги. В ставке Гитлера находились кроме него некая Эва Браун, Кейтель, Борман и Йодль. Гитлер никак не мог решить вопрос о том, оставаться ему в Берлине или нет.

В 5 часов 30 минут вечера в ставке состоялось совещание, в котором приняли участие Кейтель, Борман и Йодль. Тогда Гитлер впервые сказал о том, что он потерял надежду на победу Германии. Мы не можем победить, сказал он, это конец Германии. Я уже не верю более в силы армии, авиации и войск СС.

Вслед за этим Гитлер приказал Кейтелю, Йодлю и Борману немедленно покинуть Берлин. Он повторил это приказание по крайней мере 10 раз. Однако Борман и Кейтель отказались выполнить его приказ. Только Йодль заявил, что он не может более находиться здесь, и сейчас же уехал.

Телефон в ставке непрерывно звонил. Позвонил Де-ниц. Гитлер выслушал его и, ответив — спасибо, господин гросс-адмирал, повесил трубку.

Затем позвонил Риббентроп, который сообщил, что в ближайшее время ожидается раскол между западными державами и Востоком. Гитлер также поблагодарил его и прекратил разговор.

Вскоре в ставку явился Геббельс со своими детьми. Он заявил Гитлеру: может быть, мы повернемся спиной к западу и будем продолжать борьбу против русских. В этом нет никакого смысла, ответил Гитлер, мы погибли.

22 апреля в 1 час 45 минут Гергезель покинул Берлин на самолете, в котором находились жены гитлеровских штабных офицеров и лейб-медик Гитлера Морелль. Что произошло в ставке Гитлера после его вылета, он уже не знает.

16 мая 1945 года (ТАСС)

Ф. К-1 ос, оп. 4, д. 17, л. 1 (машинописный экз.)

[NormanStewart]

The Pittsburgh Press (May 16, 1945)

Sheer luck saved Hitler’s life in bombing by German generals

By Jack Fleischer, United Press staff writer

OBERSALZBERG, Germany (UP) – Sheer luck saved the life of Adolf Hitler last July when the bomb intended to kill him was shifted by a colonel unaware of the plot, an eye-witness to the assassination attempt told me today.

The eye-witness was Heinz Buchholz, one of two stenographers at the regular military conference at Hitler’s headquarters, where the bombing took place.

He said Hitler was saved because the bomb, as originally placed, interfered with a German colonel. He moved the bomb, thus diminishing the blast effect in Hitler’s direction when it went off.

Buchholz said the attempt was made at Hitler’s headquarters, then located near Rastenburg in East Prussia. The headquarters comprised a number of wooden barracks, some with added concrete walls, and was known by the code name “Wolfschanze.” There also were underground concrete shelters where work could be carried on in the event of air raids.

According to Buchholz, the regular military conference July 20 was held at 12:30 p.m. The usual, military and political leaders were present, including Field Marshal William Keitel, chief of the High Command, and Col. Gen. Jodl.

There were two Colonels-General Jodl. Gustav Jodl, chief of staff of the German Army, signed the Reims surrender. His brother, Alfred, former chief of the Joint General Staff of the Army, Navy and Air Force, was one of Hitler’s close advisers.

A large map covered an oblong table which occupied most of the room and faced the windows. Keitel stood at Hitler’s left. At his right stood Lt. Gen. Heusinger, who was deputizing for Col. Gen. Kurt Zeitzler, chief of the General Staff who was ill. A Col. Brandt, Heusinger’s assistant, stood at Heusinger’s right handing him papers while he reported on the military situation. Other officers and officials stood around the table and along the walls.

Buchholz said: “Heusinger had been giving his report for about five minutes when several officers entered the room late, headed by Col. Count Klaus von Stauffenberg. Hitler glanced over his shoulder but didn’t recognize Stauffenberg immediately because he had attended the conferences only a couple of times previously. Keitel then introduced Stauffenberg as the ‘man in charge of new formations.’ Stauffenberg was charged with forming Volksgrenadier (home guard) divisions and had come to report on that.

Moves briefcase

“Naturally at that time nothing seemed unusual or suspicious but later we recalled that Stauffenberg placed his briefcase next to the solid horse which supported the table at the end where Brandt was standing. Brandt objected that the briefcase was in his way and moved it from where it had been placed against the inside surface of the horse to the outer surface.

“Although nobody paid any attention to it at the time, we later recalled that Stauffenberg was called from the room to answer the telephone shortly after he put the briefcase under the table.”

Buchholz said Heusinger continued giving his report until about 12:45 p.m.

“Then there was a terrific explosion like a thunderclap,” said Buchholz. “There was a yellow sheet of flame, and smoke filled the room. The walls were partially blown out and the end of the table to Hitler’s right collapsed.

Telephones smashed

“Bits of glass from windows and lamps were blown around the room. The telephones were smashed.

“For some moments there was silence. Then I heard a voice I believe was Keitel’s asking, ‘Where
is Der Fuehrer?’

“I myself climbed through a window and ran around to the front of the barracks and saw Hitler walking to his bunker about 75 meters (246 feet) away. His SS chamberlain and Keitel wanted to help him but Hitler insisted on walking alone.”

Buchholz said it later proved that Hitler suffered contusion of his right arm as a result of the jar from the table, upon which he was resting with both hands when the explosion occurred. From the knees down his trousers were burned and torn, and his skin burned slightly. His hearing, like everybody else’s, was affected for some time, especially the left eardrum, which never did recover completely.

Faces blackened

“Then others came from the building,” Buchholz continued. “Some were wounded slightly, others wounded severely. It was difficult to recognize anybody because everybody’s face was blackened from smoke and their hair singed a yellowish color. Some climbed through the windows, and two persons were blasted right through the windows.

“Jodl came running from the building and ordered the guards to give the alarm and barricade all exits from the camp.”

“Then the first aid men and Hitler’s personal physician, Prof. Morell, arrived,” Buchholz went on. “Then stretcher bearers came and carried out five or six wounded and more doctors and ambulances arrived.”

Buchholz said the police made an investigation and pieced together the story he told me. He said naturally he had seen only what happened in the map room.

Drives to airport

“Stauffenberg had arranged to be called to the phone by an accomplice,” the stenographer said. “The accomplice accompanied him to headquarters and made the call from another building. The switchboard operator said that Stauffenberg, atter receiving the call, said, ‘I must go to another barracks,’ and left.

“Actually he hurried to the parking lot, waited for the explosion, and then drove to the airport with his accomplice. He talked his way past the guards with the plea that he was on an urgent mission to Berlin.

Talks to Goebbels

“After his arrival in Berlin by special courier plane – which the other conspirators obviously had arranged – Stauffenberg immediately went to a section of the War Ministry and reported that the assassination had been successfully carried out and the revolt could begin.

“Other conspirators, headed by Field Marshal Erwin von Witzleben, who was to be chief of the new government, Gen. Erich Hoeppner and others telephoned Col. Emil Remer, commander of the Berlin guard. They ordered him to swear allegiance to the new government and take over the government district.

"But Remer somehow was suspicious and instead hurried to Paul Joseph Goebbels for confirmation. Goebbels immediately telephoned the Fuehrer’s headquarters and talked with Hitler himself Hitler also talked with Remer to make sure he realized he still was alive.

“Remer’s troops then occupied the government district and the War Ministry and caught the conspirators. Some of them were killed while Remer was taking over the building and others killed themselves.”

Didn’t know of switch

Buchholz said it was definitely established two or three hours after the explosion that Stauffenberg was the would-be assassin. It was believed Stauffenberg thought the attempt had been successful because he probably did not know that Brandt had switched the brief case to the other side of the table horse.

Also Stauffenberg could not know that the thin-looking wooden barracks had been reinforced by concrete about three weeks before. Therefore, much of the pressure from the blast found release in the space between the wooden and concrete walls instead of being confined to the room.

Police reported that the bomb used by Stauffenberg was only an explosive charge set in a putty-like mass with a fuse, Buchholz said. Originally they thought there might have been an infernal machine beneath the floor, but the blast went downward through the floor and also tore a hole in the ceiling.

Buchholz said at a later conference that day Hitler revealed he first thought of going through a window, but did not because he thought maybe the bomb had come through a window and there might be somebody waiting outside.

Meets Mussolini

“Hitler was shaken by the attempt, especially over the fact such things were possible in officers’ circles,” Buchholz said. “For some time there had been rumors about some sort of conspiracy, but the attempt itself was a complete surprise.”

Buchholz said Hitler finished his day’s work according to schedule and met Mussolini at the airport, when Il Duce arrived for a previously scheduled visit.

He said the casualties from the bombing included the other stenographer present, Heinrich Berger, who died the same afternoon. Brandt and Gen. Guenther Korten, air force chief of staff, died the following day. Hitler’s chief adjutant, Maj. Gen. Rudolph Schmundt, died several weeks later. Heusinger was badly wounded, but he did not die.

[NormanStewart]

Editorial: What price Hitler?

No matter how much proof of Hitler’s death may be produced, it is safe to forecast that Adolf probably will bob up every now and then for the next 50 years.

Pending the resumption of racing, the bookmakers might amuse themselves by laying a few prices on his first “re-appearance.” For instance…

Hitler was seen riding a burro in the Alps – 100 to 1.

Seen in a beer hall in Siberia – 50 to 1.

Seen boarding a balloon bound for Antarctica – 150 to 1.

Recognized in a restaurant in Little Rock – 25 to 1.

Seen being carted off by Russians – 6 to 5.