[GRAPHIC] The death of Adolf Hitler (4-30-45)

41

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

6 мая 1945 года

Я, зам. нач. 1 отделения 4 отдела Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта – майор БАНДАСОВ, через переводчика – сержанта ГОРЕЛИКА, допросил военнопленного, вице-адмирала немецкой армии ФОССА, Ганса-Эриха, 1897 года рождения, уроженца гор. Аргемюн-де, Бранденбургской провинции, житель гор. Берлина-Далем, по Битерштрассе 14-17, немец, образование общесреднее, специальное – в 1917 году окончил военно-морскую офицерскую школу в г. Мюрвек, в 1923 году военнозенитную школу в гор. Вильгельмсгафен, в 1934 году школу военно-морских офицеров, женат, представитель ставки Гитлера по военно-морским делам, в чине вице-адмирала.

Допрос начат в 11.20 6. У.45 г.

Переводчик ГОРЕЛИК об ответственности за дачу ложных показаний по ст.95 УК РСФСР предупреждён.

Вопрос: Вы знаете имперского министра пропаганды доктора ГЕББЕЛЬСА?

Ответ: Да, имперского министра пропаганды Германии доктора ГЕББЕЛЬСА, Юзефа я знаю хорошо.

В последнее время ГЕББЕЛЬС, кроме поста имперского министра пропаганды, занимал должность комиссара обороны гор. Берлина, партийного руководителя по Берлину (гауляйтер) и пост рейхсканцлера.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с ГЕББЕЛЬСОМ?

Ответ: Летом 1942 года, в период, когда я являлся командиром тяжёлого крейсера «Принц Ойген», ко мне на корабль, как представитель высших партийных и правительственных органов, приезжал доктор ГЕББЕЛЬС вместе с представителями печати для того, чтобы ознакомиться с жизнью и боевой деятельностью экипажа с целью освещения и популяризации в печати, как экипажа одного из лучших кораблей. Во время этого посещения я впервые имел с ГЕББЕЛЬСОМ личное знакомство.

Вопрос: В каких взаимоотношениях вы находились с ГЕББЕЛЬСОМ?

Ответ: После указанной встречи на корабле летом 1942 года, я с ГЕББЕЛЬСОМ не встречался до момента моего назначения на должность представителя ставки ГИТЛЕРА от военно-морского флота, которое произошло в марте 1943 года.

По прибытии с корабля в гор. Берлин, в ставке я часто встречался с ГЕББЕЛЬСОМ. Зная меня, как одного из лучших командиров военных кораблей, он приглашал к себе в министерство пропаганды, и между нами велись беседы на самые различные как бытовые, так и военного характера темы.

В период моего нахождения вместе со ставкой в Восточной Пруссии с ГЕББЕЛЬСОМ приходилось встречаться реже, причём эти встречи носили случайный и полуофициальный характер.

В феврале с.г. ставка переехала в г. Берлин, и в том же месяце ГЕББЕЛЬС вместе со своей женой и я были приглашены гросс-адмиралом ДЕНИЦОМ к себе на квартиру на семейный вечер.

Кроме ГЕББЕЛЬСА с женой, меня и ДЕНИЦА с женой, больше никто на вечере не присутствовал. Никаких политических или военных вопросов на упомянутом мною вечере не затрагивалось.

Поправляюсь: на вечере, между мной, ГЕББЕЛЬСОМ и ДЕНИЦОМ имели место разговоры на тему, сможем ли мы организовать оборону Берлина и каким образом.

Мы говорили о необходимости строительства более мощных уличных укреплений и более широкого привлечения к обороне города молодёжи из числа фольксштур-мовцев, но все эти вопросы были затронуты поверхностно и как бы мимоходом.

С женой ГЕББЕЛЬСА я лично знаком с февраля 1945 года. Мои взаимоотношения с ГЕББЕЛЬСОМ и его женой особенно стали близкими примерно с 7 апреля 1945 года, когда ставка ГИТЛЕРА переместилась в подземное убежище, которое было оборудовано под зданием имперской канцелярии.

Вопрос: В этом убежище располагалась вся ставка ГИТЛЕРА или только часть ее?

Ответ: В подземном убежище, оборудованном под зданием имперской канцелярии, находились ГИТЛЕР со своей женой Евой БРАУН, ГЕББЕЛЬС со своей семьёй, заместитель начальника генерального штаба генерал КРЕБС, шеф-адъютант Гитлера генерал БУРГДОРФ, рейхсляйтер БОРМАН, представитель от министерства иностранных дел ГЕЙФЕЛЬ, заместитель имперского руководителя прессы (фамилию не знаю) и я – ФОСС. Кроме названных лиц, там находился технический и обслуживающий персонал.

Сама же ставка в начале советского наступления на Берлин находилась в берлинском районе Далем, затем переехала в район Цоссен, а с угрозой окружения Берлина выехала в гор Кемптниц. Где находится ставка в настоящее время, мне неизвестно.

Вопрос: В чем состояли ваши близкие взаимоотношения с ГЕББЕЛЬСОМ и его женой в период нахождения в блиндаже?

Ответ: Находясь в блиндаже, я был в самых близких взаимоотношениях как с самим ГЕББЕЛЬСОМ, так и его женой. ГЕББЕЛЬС часто со мной разговаривал о тяжёлом положении, создавшемся для Германии и лично для нас, но не допускал мысли о возможности сдаться в плен советскому командованию, заявляя при этом: «Я был имперским министром пропаганды и в отношении Советского Союза вёл самую ожесточённую пропагандистскую деятельность, за что советское командование меня никогда не простит». Куда-либо бежать он также не мог, ибо являлся комиссаром обороны Берлина и покинуть этот пост считал для себя позорным.

Жена ГЕББЕЛЬСА относилась ко мне как к близкому и доверенному человеку. Она также видела безвыходность положения и часто печалилась о том, что ей, ее мужу и детям нет никакого спасения и, очевидно, придётся погибнуть.

Вопрос: Что вам известно о личной жизни ГЕББЕЛЬСА и его семьи?

Ответ: О личной жизни ГЕББЕЛЬСА и его семьи мне известно следующее:

Его семья состоит из 9 человек – он, жена (фамилию, имя не знаю) и 7 человек детей, причём шестеро детей (один мальчик и пять девочек в возрасте от 3 до 13 лет) являются ему родными, а седьмой – Гарольд 19-20 лет – не родной сын, нажитый женой от первого мужа. Гарольд находится рядовым солдатом в немецкой армии. Со своей семьёй ГЕББЕЛЬС жил очень хорошо.

Вопрос: Опишите внешние приметы ГЕББЕЛЬСА и его жены.

Ответ: ГЕББЕЛЬСУ Юзефу около 48 лет, среднего роста, худощавый, лицо продолговатое, лоб высокий, волосы черные зачёсывает назад, правая нога немного короче левой, сухая, на ту же ногу заметно хромал и носил специально пошитую обувь.

Его жене (фамилию и имя не знаю) около 40-43 лет, среднего роста, худощавая, очень красивая блондинка, голубые глаза, красивая фигура, выглядела очень молодо, особых примет не имеет, ее родственников не знаю.

Вопрос: Чем объяснить то обстоятельство, что ГЕББЕЛЬС не эвакуировал свою семью из Берлина?

Ответ: ГЕББЕЛЬС, являясь министром пропаганды и гауляйтером НСДАП гор. Берлина, в своих выступлениях систематически призывал население не терять духа, оставаться на своих местах до последнего, и как пример для подтверждения, что правительство Германии твёрдо верит в победу, он приводит факт со своей семьёй, которую он не эвакуировал и не собирался эвакуировать.

Вопрос: Состояла ли жена ГЕББЕЛЬСА в НСДАП и какую занимала руководящую должность?

Ответ: Членом НСДАП жена ГЕББЕЛЬСА была, но какую должность занимала в партии, я не знаю.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах последний раз вы видели ГЕББЕЛЬСА и его жену?

Ответ: Последний раз ГЕББЕЛЬСА и его жену я видел 1 мая 1945 года, примерно в 20 часов при следующих обстоятельствах.

Начальник охраны имперской канцелярии и личной охраны Гитлера, бригаденфюрер СС МОНКЕ, несший оборону в районе имперской канцелярии, видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, по приказу коменданта гор. Берлина собрал остатки своей бригады, около 500 человек. К нему присоединились уцелевшие чиновники с тем, чтобы с боем вырваться из окружения.

Весь этот народ был собран около блиндажа № 3, что находится под имперской канцелярией.

Перед началом прорыва примерно 10 человек генералов и офицеров, в том числе и я, в индивидуальном порядке спускались в блиндаж ГЕББЕЛЬСА и прощались.

При прощании я просил ГЕББЕЛЬСА, чтобы он пошёл вместе с нами. На что он мне ответил: «Капитан не должен покидать тонущий корабль. Я все обдумал и решил оставаться здесь. Мне некуда идти, потому что с маленькими детьми я все равно не пройду, тем более с такой ногой, как моя. Я для вас буду только обузой. Буду оставаться здесь до последнего». Затем я простился с его женой, которая находилась в другой комнате. На прощание она мне сказала: «Нас связывают дети, с которыми теперь нам никуда не уйти».

На этом я с семьёй ГЕББЕЛЬСА расстался и больше его не видел.

Вопрос: Как были одеты ГЕББЕЛЬС и его жена в момент последней встречи с ними?

Ответ: Сам ГЕББЕЛЬС был одет, как всегда, в партийную форму – черные брюки, полуботинки, коричневый френч, такую же рубашку и галстук, без фуражки. Его жена была одета в темно-синее платье.

Вопрос: Как реагировал ГЕББЕЛЬС на смерть ГИТЛЕРА?

Ответ: Когда ГЕББЕЛЬС узнал, что ГИТЛЕР покончил жизнь самоубийством, был сильно удручён и заявил: «Очень жаль, что такого человека не стало среди нас. Но ничего не поделаешь. Для нас теперь все проиграно, и это единственно возможный путь исхода, по которому пошёл Гитлер. Я последую его примеру».

Вопрос: Кто в последний период являлся личным врачом ГИТЛЕРА?

Ответ: С ноября 1944 года и до последнего времени личным врачом Гитлера являлся штандартенфюрер ШТУМПФЭГГЕР.

Вопрос: Где он находился в момент смерти ГИТЛЕРА?

Ответ: В момент смерти Гитлера ШТУМПФЭГГЕР находился в блиндаже, но был ли около ГИТЛЕРА или нет, я не знаю. После смерти ГИТЛЕРА я с ним встречался, но по вопросу смерти не говорил.

Вопрос: Где в настоящее время находится ШТУМПФЭГГЕР?

Ответ: Он вместе с остатками бригады МОНКЕ участвовал в прорыве кольца окружения, но прорваться мы не могли, и куда он делся, мне неизвестно.

Допрос прерван в 4.00 7. У.45 г.

Протокол зачитан мне на немецком языке, записано правильно.
ФОСС

Допросил:
зам. нач. 1 отд. 4 отдела УКР «Смерш» 1 БФ
майор БАНДАСОВ

Переводчик немецкого языка: сержант ГОРЕЛИК

Арх. Н-21134, л. 19-24 об.
(подлинник)
42

СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОГО

7 мая 1945 года
гор. Берлин-Бух, Морг ХПГ11 496

Комиссия в составе Главного судебно-медицинского эксперта 1-го Белорусского фронта подполковника медицинской службы ШКАРАВСКОГО Ф.И., Главного патолога-анатома Красной Армии подполковника медицинской службы КРАЕВСКОГО К.А., и.о. Главного патолога-анатома 1-го Белорусского фронта майора медицинской службы МАРАНЦ А.Я., армейского судебно-медицинского эксперта 3-й ударной армии майора БОГУСЛАВСКОГО Ю.И. и армейского патолога-анатома 3-й ударной армии майора медицинской службы ГУЛЬКЕВИЧА Ю., по приказанию члена Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта ТЕЛЕГИНА произвела судебно-медицинское исследование ТРУПА ОВЧАРКИ.

При исследовании установлено:

А. Наружный осмотр
Труп крупной собаки (суки), породы немецкой овчарки: окраска шерсти – на спине темно-серая, брюхо – светло-серое. Вокруг пасти черные подпалины. Хвост умеренно пушист. Длина трупа от затылочной кости до начала хвоста – 91 см. Зубы белые, верхушки клыков несколько стёртые.

Грудные соски сероватого цвета, хорошо выражены, при сдавливании их выделений не отмечается.

На слизистой языка обнаружено 2 осколка тонкостенной стеклянной ампулы, один из них представляет часть дна ампулы, а другой – стенки.

На слизистой неба небольшие царапины с ровными краями, слизь во рту кровянистая. Вокруг царапин имеются кровоизлияния.

Других повреждений на трупе собаки не обнаружено, длинные кости на ощупь целые.

Б. Внутренний осмотр
Расположение внутренних органов правильное, кровенаполнение умеренное. В сердце и крупных сосудах рыхлые красные кровянистые сгустки.

При вскрытии ощущается ясно выраженный запах горьких миндалей.

Желудочно-кишечный тракт содержит значительное количество полупереваренных пищевых масс с неприятным кислым запахом.

При исследовании внутренних органов видимых болезненных изменений не обнаружено.

Для химического исследования взято 10 кубиков крови и помещено в стеклянную пробирку, а также часть лёгких, сердца, печени, почек, селезёнки, желудка, кишек и помещены в стеклянную банку.

Указанные объекты без консервации, направлены во фронтовую санитарную эпидемиологическую лабораторию № 291, для судебно-химического исследования на наличие цианистых соединений и основных ядов…

Комиссия:
Главный судебно-медицинский эксперт 1 БФ
подполковник медицинской службы ШКАРАВСКИЙ

Главный патолог-анатом Красной Армии
подполковник медицинской службы КРАЕВСКИЙ

И.о. Главного патолога-анатома 1 Бел. Фронта
майор медицинской службы МАРАНЦ

Судебно-медицинский эксперт 3 ударной армии
майор медицинской службы БОГУСЛАВСКИЙ

Патолог-анатом 3 ударной армии
майор медицинской службы ГУЛЬКЕВИЧ

43

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

7 мая, 1945 года

Начальник 4 отдела Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта подполковник ВАСИЛЬЕВ, через переводчика немецкого языка – следователя ст. лейтенанта ВЛАСОВА, допросил военнопленного немецкой армии КУНЦА, Гельмута, 1910 года рождения, уроженца гор. Этлинген, провинции Баден, зубного врача, последнее время работавшего в санитарном управлении СС Берлина в должности адъюнкта при главном зубном враче. Когда санчасть была распущена, перешёл работать в госпиталь. 23 апреля госпиталь был вывезен из Берлина, и он был направлен для работы в имперскую канцелярию. В это время там не было зубного врача.

Вопрос: До 23 апреля с.г. вы имели отношение к имперской канцелярии?

Ответ: До этого времени я никакого отношения к имперской канцелярии не имел.

Вопрос: Какое вы имели звание?

Ответ: СС-штурмбанфюрера.

Вопрос: Кого вы лично обслуживали, когда находились при имперской канцелярии?

Ответ: Лично я обслуживал жену ГЕББЕЛЬСА, а впоследствии лечил и солдат, находившихся при имперской канцелярии.

Вопрос: Давно ли вы знаете ГЕББЕЛЬСА и его семью?

Ответ: С ГЕББЕЛЬСОМ я познакомился 1 мая с.г. [через] его жену. До этого я знал его по выступлениям на парадах. Впервые я видел ГЕББЕЛЬСА примерно в 1922 году, когда он выступал с речью в народном доме в гор. Вене.

Вопрос: Как же так получилось, что вы не имели доступа в имперскую канцелярию, а 1 мая с.г. вас познакомили с ГЕББЕЛЬСОМ, и сразу же получили широкий доступ в его квартиру?

Ответ: Видимо потому, что я был знаком с женой ГЕББЕЛЬСА, которую я лечил.

Вопрос: Вы были в квартире ГЕББЕЛЬСА?

Ответ: Я был в бункере ГЕББЕЛЬСА в имперской канцелярии, где также проживала его семья — жена и дети.

Вопрос: Какие вам известны физические недостатки у ГЕББЕЛЬСА, его жены и детей?

Ответ: Жена и дети были совершенно нормальны, а ГЕББЕЛЬС хромал на правую ногу.

Вопрос: Уточните более обстоятельно, что произошло с ГЕББЕЛЬСОМ и его семьёй.

Ответ: 27 апреля с.г. перед ужином, в 8-9 часов вечера я встретил жену ГЕББЕЛЬСА в коридоре у входа в бункер Гитлера, где она мне заявила, что хочет обратиться ко мне по одному очень важному вопросу, и здесь же добавила: «Сейчас такое положение, что, очевидно, нам придётся умереть» – а поэтому просит меня, чтобы я помог умертвить ее детей, на что я дал своё согласие.

После этого разговора жена ГЕББЕЛЬСА пригласила меня в детскую спальню и показала мне всех своих детей. В это время дети собирались ложиться спать, и я с ними ни с кем не разговаривал.

В тот момент, когда дети уходили спать, зашёл сам ГЕББЕЛЬС, который пожелал спокойной ночи детям и ушёл.

Пробыв в комнате 10-15 минут, я попрощался с женой ГЕББЕЛЬСА и ушёл к себе в госпиталь, который располагался там же в бункерах, примерно 500 метров от бункеров ГИТЛЕРА, ГЕББЕЛЬСА и других лиц, находившихся при ставке ГИТЛЕРА.

1 мая с.г., примерно в 4-5 часов дня мне в госпиталь позвонила по телефону жена ГЕББЕЛЬСА, которая заявила, что прошло уже достаточно времени, и просила сейчас же прийти в бункер. После чего я направился к ней, но без всяких медикаментов.

Когда я пришёл в бункер ГЕББЕЛЬСА, то застал в рабочем кабинете самого ГЕББЕЛЬСА, его жену и государственного секретаря министра пропаганды НАУМАНА, которые о чем-то беседовали.

Обождав у двери кабинета примерно минут 10, когда ГЕББЕЛЬС и НАУМАН вышли, жена ГЕББЕЛЬСА пригласила меня зайти в кабинет и заявила, что решение уже принято (речь шла об умерщвлении детей), т.к. фюрер умер и примерно в 8-9 часов вечера части будут пытаться уходить из окружения, а поэтому мы должны умереть. Другого выхода для нас нет.

Во время беседы я предложил жене ГЕББЕЛЬСА отправить детей в госпиталь и представить их под опеку Красного Креста, на что она не согласилась и заявила: пусть лучше дети умирают…

Минут через 20, в момент нашей беседы в рабочий кабинет вернулся ГЕББЕЛЬС, который обратился ко мне со словами: «Доктор, я вам буду очень благодарен, если вы поможете моей жене умертвить детей».

Я ГЕББЕЛЬСУ также, как и его жене, предложил отправить детей в госпиталь под защиту Красного Креста, на что он ответил: «Это сделать невозможно, ведь все-таки они дети ГЕББЕЛЬСА».

После этого ГЕББЕЛЬС ушёл, и я остался с его женой, которая около часа занималась пасьянсом.

Примерно через час ГЕББЕЛЬС снова вернулся вместе с зам. гауляйтера по Берлину ШАХТОМ, и поскольку ШАХТ, как я понял из их разговора, должен уходить на прорыв с частями немецкой армии, он простился с ГЕББЕЛЬСОМ. ГЕББЕЛЬС подарил ему очки в роговой оправе тёмного цвета со словами: «Возьмите их на память, эти очки носил всегда фюрер». После этого ШАХТ попрощался с женой ГЕББЕЛЬСА, а также со мной и ушёл.

После ухода ШАХТА жена ГЕББЕЛЬСА заявила: «Наши сейчас уходят, русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса».

Когда мы, т.е. я и жена ГЕББЕЛЬСА, вышли из рабочего кабинета, то в передней в этот момент сидели два неизвестных мне военных лица, один в форме «Гитле-рюгенд», форму второго не помню, с которыми ГЕББЕЛЬС и его жена стали прощаться, причем неизвестные спросили: «А вы как, господин министр, решили?» ГЕББЕЛЬС ничего на это не ответил, а жена заявила: «Гау-ляйтер Берлина и его семья останутся в Берлине и умрут здесь».

Простившись с указанными лицами, ГЕББЕЛЬС возвратился к себе в рабочий кабинет, а я вместе с его женой пошли в их квартиру (бункер), где в передней комнате жена ГЕББЕЛЬСА взяла из шкафа шприц, наполненный морфием, и вручила мне, после чего мы зашли в детскую спальню. В это время дети уже лежали в кроватях, но не спали.

Жена ГЕББЕЛЬСА объявила детям: «Дети, не пугайтесь, сейчас вам доктор сделает прививку, которую сейчас делают детям и солдатам». С этими словами она вышла из комнаты, а я остался один в комнате и приступил к впрыскиванию морфия, сначала двум старшим девочкам, затем мальчику и остальным девочкам. Впрыскивание делал в руки ниже локтя по 0,5 кубика. Процедура впрыскивания продолжалась примерно 8-10 минут. После чего я снова вышел в переднюю, где застал жену ГЕББЕЛЬСА, которой заявил, что нужно обождать минут 10, потом дети заснут, и одновременно я посмотрел на часы – было 20 часов 40 минут (1 мая).

Спустя 10 минут жена ГЕББЕЛЬСА в сопровождении меня вошла в спальню к детям, где пробыла минут 5, каждому из них вложила в рот по раздавленной ампуле цианистого калия. (Цианистый калий находился в стеклянных ампулах, которые содержали 1,5 куб.) Когда мы вернулись в переднюю, она заявила: «Все кончено». Затем я с ней направился вниз, в рабочий кабинет ГЕББЕЛЬСА, где застали последнего в очень нервозном состоянии, расхаживающим по комнате. Войдя в кабинет, жена ГЕББЕЛЬСА заявила: «С детьми все кончено, теперь нам нужно подумать о себе». На что ей ГЕББЕЛЬС ответил: «Нужно торопиться, так как у нас мало времени».

Дальше жена ГЕББЕЛЬСА заявила: «Умирать здесь в подвале не будем», а ГЕББЕЛЬС добавил: «Конечно, мы пойдем на улицу, в сад». Жена ему бросила реплику: «Мы пойдем не в сад, а на площадь Вильгельма, где ты всю свою жизнь работал». (Площадь Вильгельма – площадь между зданиями имперского министерства пропаганды и имперской канцелярии.)

Во время беседы ГЕББЕЛЬС поблагодарил меня за облегчение их судьбы и, попрощавшись со мной, пожелал успеха в жизни и счастливого пути. После этого я направился к себе в госпиталь (это было примерно в 15-20 минут 10 часа вечера).

Вопрос: Откуда жена ГЕББЕЛЬСА могла взять отравляющий яд (цианистый калий)?

Ответ: Жена ГЕББЕЛЬСА мне говорила, что морфий и шприц она получила от второго врача ГИТЛЕРА – ШТУМПФЭГГЕРА, а где она взяла ампулы с цианистым калием, мне неизвестно.

Вопрос: В момент прощания с ГЕББЕЛЬСОМ, в чем были одеты Геббельс и его жена?

Ответ: В момент прощания с ГЕББЕЛЬСОМ, он был одет в партийную форму – коричневый мундир, черные брюки, обут был в ботинки. На левом рукаве имел простую красную повязку с белым кругом, внутри которого была свастика черного цвета. Был ли на мундире золотой партийный значок, я не утверждаю, так как не помню.

Жена ГЕББЕЛЬСА была одета в костюм (жакет и юбка) темно-серого цвета в полоску, без головного убора. На левой груди был серебряный значок «Материнский крест», которым награждались матери, имевшие до семи детей. Был ли у неё партийный значок, я не помню.

Я должен добавить, что 24 апреля с.г., когда жена ГЕББЕЛЬСА была у меня на приёме как у зубного врача, она в личной беседе рассказывала, что у неё имеется ещё сын от первого мужа, по фамилии КВАНТ [не точно], который служил в немецкой армии в чине лейтенанта или обер-лейтенанта и, будучи в 1944 году на итальянском фронте, был пленён англо-американскими войсками, затем направлен в Алжир, откуда через Красный Крест установил с семьёй ГЕББЕЛЬСА письменную связь.

Вопрос: Уточните возраст детей ГЕББЕЛЬСА и в чем они были одеты.

Ответ: Всего детей, умерщвление которых я произвёл, было шестеро: пять девочек и один мальчик. Старшей девочке было 12-13 лет, второй девочке 10-12 лет, мальчику 8-10 лет, третьей девочке 6-8 лет, четвертой 4-6 лет и пятой около четырёх лет.

Старшая девочка была одета в светло-голубой спальный костюм, состоявший из жакета с короткими рукавами и брюк. Все остальные дети, насколько мне помнится, были одеты в белые ночные рубашки.

Вопрос: От кого и когда вам стало известно о смерти ГЕББЕЛЬСА и его жены?

Ответ: Об этом мне абсолютно ничего неизвестно.

Вопрос: Уточните, кто из медработников госпиталя был на приёме у ГИТЛЕРА, когда он награждал их, и каким образом вы туда попали.

Ответ: В ночь с 29 на 30 апреля с.г. я находился в офицерском казино, которое размещалось над бункером ГИТЛЕРА. Примерно в половине второго по телефону в казино позвонил мне профессор ХААЗЕ, шеф-врач госпиталя, который сообщил, что фюрер приглашает меня и весь медперсонал госпиталя к себе в бункер. Через 20 минут, когда все работники шли в квартиру ГИТЛЕРА, к ним присоединился и я. В составе этой группы находились:

  1. Шеф-врач госпиталя – оберштурмфюрер профессор доктор ХААЗЕ.
  2. Ст. врач госпиталя – штандартенфюрер профессор доктор ШЕНК.
  3. Второй врач госпиталя – штурмбангфюрер доктор КУНЦ.
  4. Сестра хирургии Эрна ФЛЕГЕЛЬ.
  5. Сестра хирургии Лизелота ЧЕРВИНСКА.
  6. Сестра хирургии Рут (фамилию не знаю).

В коридоре около квартиры фюрера мы остановились, куда к нам минут через 10 вышел сам Гитлер, которому ХААЗЕ представил меня и врача ШЕНКА. После этого от имени награждённых выступила медсестра ЛИНДХОРСТ с короткой речью о преданности фюреру. ГИТЛЕР поблагодарил всех награждённых за службу и ушёл к себе в кабинет, а мы разошлись по своим местам.

В числе награждённых были: профессор ХААЗЕ – награждён крестом «Кригсфердинст Кройц 1-го класса» (за особые заслуги) – и четыре сестры: Эрна ФЛЕГЕЛЬ, Лизелота ЧЕРВИНСКА, Элизабета ЛИНДХОРСТ и Рут (фамилия неизвестна). Они были награждены крестами «Кригсфердинст Кройц 2-го класса», которые были вручены адъютантом ГИТЛЕРА ГЮНШЕ ещё в госпитале, до прихода на приём к ГИТЛЕРУ.

Вопрос: Расскажите подробно о ГИТЛЕРЕ, что с ним произошло.

Ответ: О смерти ГИТЛЕРА впервые я услышал в 9 часов 1 мая, когда части Красной Армии уже окружили Берлин. Я пришёл на квартиру ГЕББЕЛЬСА, жена его плакала и рассказывала, что она стояла на коленях перед ГИТЛЕРОМ и просила его не делать этого, а потом добавила: да, но другого выхода не было.

Жена ГЕББЕЛЬСА ничего определённого не сказала, что сделал ГИТЛЕР с собой.

Вопрос: Как же так получается? Вы там все время находились и не знаете обстоятельств смерти ГИТЛЕРА?

Ответ: В этот момент я не был там и могу говорить только то, что слышал. Тому, что говорила жена ГЕББЕЛЬСА, я верил. Она говорила, что Германия представляет собой стадо без пастуха, так как ГИТЛЕР умер.

Вопрос: Не может быть, чтобы вы не знали, каким образом скончался ГИТЛЕР, так как находились при ставке. Требуем, чтобы вы рассказали всю правду.

Ответ: Подробностей смерти ГИТЛЕРА я не знаю, а рассказываю, что мне было известно от жены ГЕББЕЛЬСА. Кроме того, среди обслуживающего персонала ходили слухи, что ГИТЛЕР покончил жизнь самоубийством, и что труп Гитлера должен быть сожжён в саду имперской канцелярии.

Вопрос: От кого вы слышали, что труп ГИТЛЕРА должен быть сожжён?

Ответ: Это я слышал от РАТТЕНХУБЕРА, СС-группенфюрера, который был ответственным за безопасность в ставке фюрера. Он говорил: «Отец оставил нас одних, а теперь мы должны тащить его труп наверх».

Вопрос: ГИТЛЕР один покончил жизнь самоубийством, или ещё кто?

Ответ: Жизнь самоубийством ГИТЛЕР покончил вместе со своей женой БРАУН, на которой он женился за несколько дней до смерти.

Вопрос: Что вы слышали по этому поводу?

Ответ: Мне известен такой случай, что вечером 30 апреля к фрау БРАУН подбежали дети ГЕББЕЛЬСА и назвали ее тётя Браун. Она им ответила: теперь я не тётя Браун, а тётя Гитлер. Об этом рассказывала Браун в присутствии врача ХААЗЕ при следующих обстоятельствах: я и профессор ХААЗЕ ужинали, в это время в комнату вошла фрау БРАУН с детьми. Проходя мимо стола, она обратилась к профессору ХААЗЕ с рассказом, что ее сегодня дети назвали тётя Браун. Она же им ответила, чтобы называли тётя Гитлер.

Вопрос: Откуда вам известно, что БРАУН должна была покончить жизнь самоубийством вместе с ГИТЛЕРОМ?

Ответ: 30 апреля вечером БРАУН пригласила меня, профессора ХААЗЕ и двух девушек-секретарей фюрера на чашку кофе. Она нам рассказала, что ГИТЛЕР написал завещание и что фюрер умрёт тогда, когда получит подтверждение, что завещание доставлено тому лицу, которому оно предназначено.

Она также заявила: «Нас все предали — и Геринг и Гиммлер, и умереть будет не так трудно, потому что яд уже испытан на собаке, и смерть придёт быстро».

Вопрос: Кто испытывал этот яд на собаке?

Ответ: БРАУН говорила, что уже произвели испытание яда, а кто именно производил испытание, она не говорила.

Вопрос: Вы заявили, что ГИТЛЕР за несколько дней до смерти женился на Еве БРАУН. Уточните, где находилась БРАУН до замужества и чем она занималась.

Ответ: Со слов группенфюрера РАТТЕНХУБЕРА, начальника личной охраны квартиры ГИТЛЕРА, и личного пилота ГИТЛЕРА группенфюрера БАУЕРА, мне известно, что до официального замужества Ева БРАУН находилась при ГИТЛЕРЕ. Каких-либо других подробностей о ней я не знаю.

Вопрос: Из каких источников вам стало известно, что ГИММЛЕР должен был вести переговоры с союзниками, и с кем именно?

Ответ: Как я уже показал выше, 30 апреля с.г., между 10-11 часами вечера я находился в казино вместе с профессором ХААЗЕ и секретарями ГИТЛЕРА – фрау ЮНГЕ и КРИСТИАН. Туда зашла жена ГИТЛЕРА – Ева ГИТЛЕР, которая пригласила нас в одну из комнат казино, где мы находились минут 20.

Во время беседы Ева ГИТЛЕР нам заявила, что ГЕРИНГ ненадёжный человек, о чем мы всегда знали, что ГИММЛЕР вместо того, чтобы перебросить войска с запада на оборону Берлина, ведёт переговоры с союзниками (надо полагать, с Америкой и Англией) о перемирии, без согласия на это ГИТЛЕРА. Более что-либо подробного по этому вопросу она нам не рассказывала.

Вопрос: Когда и с кем вы выходили из бункера и куда направлялись?

Ответ: Я находился в бункерах госпиталя до двух часов дня 3 мая с.г., то есть до момента пленения. Вместе со мной в госпитале оставались профессор ХААЗЕ, сестры ФЛЕГЕЛЬ и ЧЕРВИНСКА.

Профессор ШЕНК и сестра по имени РУТ (фамилию не знаю) принимали участие в прорыве, и судьба мне их неизвестна.

[Допрос прерывается]

Показания мне зачитаны с переводом на немецкий язык и с моих слов записаны правильно.
КУНЦ

Допросили:
Начальник 4 отдела Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта
подполковник ВАСИЛЬЕВ

Переводчик: старший лейтенант ВЛАСОВ

Показания стенографировала: мл. лейтенант м/с ХРУЩЕВА

Арх. Н-21092, л. 12-20
(подлинник)
44

time.may7

GERMANY: The Betrayer

Monday, May 07, 1945

time.may7.1
THE VOICE OF DESTRUCTION: ‘You may have begun man, but I, Adolf Hitler, will finish him.’

Fate knocked at the door last week for Europe’s two fascist dictators. Mussolini, shot in the back and through the head by his partisan executioners, lay dead in Milan. Adolf Hitler had been buried, dead or alive, in the rubble of his collapsing Third Reich. Whether or not he had suffered a cerebral hemorrhage (as reported from Stockholm), or had “fallen in his command post at the Reich chancellery” (as reported by the Hamburg radio, which said that he had been succeeded as Führer by Grand Admiral Karl Doenitz), or was a prisoner of Gestapo Chief Heinrich Himmler, Adolf Hitler as a political force had been expunged. If he were indeed dead, the hope of most of mankind had been realized. For seldom had so many millions of people hoped so implacably for the death of one man.

If they had been as malign as he in their vengefulness, they might better have hoped that he would live on yet a little while. For no death they could devise for him could be as cruel as must have been Hitler’s eleventh-hour thoughts on the completeness of his failure. His total war against non-German mankind was ending in total defeat. Around him, the Third Reich, which was to last 1,000 years, sank to embers as the flames fused over its gutted cities. The historic crash of what had been Europe’s most formidable state was audible in the shrieks of dying men and the point-blank artillery fire against its buckling buildings.

All that was certain to remain after 1,000 years was the all but incredible story of the demonic little man who rose through the grating of a gutter to make himself absolute master of-most of Europe and to change the history of the world more decisively than any other 20th-century man but Lenin. Seldom in human history, never in modern times, had a man so insignificantly monstrous become the absolute head of a great nation. It was impossible to dismiss him as a mountebank, a paper hanger. The suffering and desolation that he wrought was beyond human power or fortitude to compute. The bodies of his victims were heaped across Europe from Stalingrad to London. The ruin in terms of human lives was forever incalculable. It had required a coalition of the whole world to destroy the power his political inspiration had contrived. How had it happened? If it was necessary to exterminate Hitler and his works, it was equally necessary to try to understand him.

Clearly so absurd a character, so warped and inadequate a mind, despite its coldblooded political discernment, could not in so short a time have worked such universal havoc if it had not embodied forces of evil in the world far greater than itself.

Everything – backward environment, shabby heredity, dingy ambitions, neurotic sensitivity – prepared Hitler for his future role. But the beginnings of the future scourge of mankind were bucolic, even idyllic. Hitler was born (1889) at Braunau in Austria-Hungary, among the blue foothills of the Tirolean redoubt.

From his mother, the 20-year-old third wife of his 53-year-old father, Hitler inherited his psychotic blue-green eyes, and probably his tendency to tantrums and his anemic artistic talent. From his father, who had risen by a lifetime’s effort from a peasant to a petty customs inspector, Hitler probably inherited a toughness of character that was not so much strength as a persistent stubbornness in overcoming weakness.

He was a somewhat strident boy, who early tried out the Führerprinzip (leader principle) by bossing his schoolmates (“I became a little ringleader at that time”). One day he discovered an account of the Franco-Prussian War in two old popular magazines. “Before long that great heroic campaign had become my greatest spiritual experience.”

The Führerprinzip had no effect on Hitler’s father, who wanted his son to become a petty official. Hitler wanted to become an artist. The long struggle between them was ended only by the death of his father. Then his mother sent him to art school. Two years later she died. Young Hitler packed his few clothes in a suitcase and struck out for Vienna.

It was a momentous trip for mankind. For in gay, cosmopolitan, highly civilized Vienna the young German nationalist from the Alps suffered for the first time three new urban experiences that profoundly influenced his future: the slum proletariat, Social Democratic trade unions, Jews.

His political education kept pace with his human observations. Hitler learned to know trade unions when he got a job as a bricklayer. “When I was told I had to join, I refused." The radical talk of his fellow workers disgusted him.

Adolf tried to reason with his fellow bricklayers. “I argued till finally one day they applied the one means that wins the easiest victory over reason: terror and force." He was learning fast. Hitler was given the choice of quitting the job or being tossed off the scaffold. He quit. He also took to reading Socialist literature and attending Socialist meetings to find out what it was all about. His researches led him to a conclusion that was to blossom later into the horrors of concentration camps like Maidanek, Buchenwald and Dachau.

Soon Hitler was reaching equally luminous conclusions about the Jews. He began to read the publications of Vienna’s violently anti-Semitic Mayor Doktor Karl Lueger and his Christian Socialist Party. “One day when I was walking through the inner city, I suddenly came upon a being clad in a long caftan, with black curls. Is this also a Jew? was my first thought… But the longer I stared at this strange face and scrutinized one feature after the other, the more my mind reshaped the first question into another form: Is this also a German?"

Soon young Hitler’s researches had revealed to him that the Jew is the enemy of all mankind, but by special malice, the peculiar enemy of the Germans.

In 1912 Hitler moved from racially impure Vienna to Munich. There he continued to live a slum existence, eking out a bare living by peddling his watercolor paintings. There in June 1914, the news reached him that a Serbian nationalist had shot and killed the Archduke Franz Ferdinand at Sarajevo.

When Germany declared war and even the Social Democrats voted the war credits, Hitler was transported. Since he was an Austrian, he asked for and received permission to join a Bavarian regiment. The war was wonderful. The army was more wonderful. Hitler was made a corporal, received an Iron Cross, was wounded, and later gassed. While he was recuperating in a hospital near Berlin, news came of the German Revolution of 1918, and of the Armistice that was to save Germany from Allied invasion. Hitler buried his face in his pillow and wept. Then he decided to give up art and architecture for a new profession: “I, however, resolved now to become a politician.”

One more step was necessary: the newly minted politician must find a political party. Hitler found it in the German Workers’ Party, a tiny group which the Bavarian Reichswehr officers had sent him to observe. He became member No. 7 of the little party which was later to become the National Socialist German Workers’ Party (Nazis). He found an impressionistic economic program in the scrambled economic theories of another member, Gottfried Feder. And he found something much more important – his voice. One night a visitor said some friendly words about Jews. Without thinking twice, Hitler burst forth in speech. He had become an orator.

Then Hitler made one of the most valuable mistakes of his life: he and his handful of Party comrades decided to seize the Bavarian Government. Hitler had promised to kill himself if the attempt failed. Instead he went to jail in the Landsberg prison in a cozy cell (compliments of friendly officials).

In Landsberg, with the help of Rudolf Hess, he wrote Mein Kampf (My Struggle). Seldom has a plotter set forth his purposes in plainer language or more explicit detail. The book was badly organized, but in it were the plans for Hitler’s aggression against Germany and the rest of the world. The intellectuals contented themselves with laughing at Hitler’s ideas and correcting his literary style.

Hitler had been sentenced to jail for five years. He was out in nine months.

His prestige had increased. One by one the perverse paladins of the Nazi inner circle gathered around him:

  • Hermann Goring, the former flyer and drug addict.

  • Dr. Paul Joseph Goebbels, the unsuccessful novelist who became the Nazi Party’s satirically clever propagandist.

  • Joachim von Ribbentrop, the champagne salesman who became No. 1 Nazi diplomat.

  • Julius Streicher, the obscene and sadistic Jew-baiter who became Gauleiter of Franconia.

  • Captain Ernst Rohm, the homosexual organizer of the Brown Shirts, who was shot in the Blood Purge.

Slowly the Party extended its connections among financiers, industrialists and Government men. For Hitler had learned one lesson from the Beer Hall Putsch: legal, not violent, revolution was the strategy for Germany.

The education of Adolf Hitler was all but completed. The terrible education of the world was about to begin.

It began with Germany. To Germany Hitler and his Party offered to sell protection against Marxism.

It was a purpose that most non-Communist Germans could understand. For in the election that was to carry the Nazis to power the German Communist Party polled 5,970,833 votes. The Nazis fought Communism with the weapons of Communism. To oppose the Communist troops (Red Front Fighters), the Nazis used the Brown Shirts. In place of the dictatorship of the proletariat, the Nazis offered the dictatorship of the Nazi Party. In place of Bolshevism’s scapegoat, the bourgeois, the Nazis offered the Jew. In place of internationalism, the Nazis offered fanatical German nationalism. In place of one dominating class (the proletariat), the Nazis offered the people (Volk).

In place of unemployment, the Nazis offered an economy geared to war production, with jobs for all. In foreign affairs the Nazis clamored for a revision of the Versailles Treaty.

The scheme worked. How well, time quickly told:

  • In 1928 the Nazis won twelve Reich stag seats; in 1930 they won 107; in 1932, 230.

  • In January 1933, senescent President Paul von Hindenburg appointed Hitler Chancellor.

  • In June 1934, Hitler carried through the Blood Purge and became absolute Führer of the Nazi Party. In August Hitler became absolute head of the German state.

  • In 1935 the Saar returned to Germany.

  • In 1936 Germany reoccupied the Rhineland and signed the anti-Comintern pact with Japan.

The same strategy that had succeeded in Germany was transferred to foreign affairs; only, this time the Nazis sold protection against Russia.

In March 1938 Hitler seized Austria.

In September, he enticed Britain’s aging, fatuous Prime Minister Neville Chamberlain to Munich. There the Sudetenland was ceded to Germany as the price of “peace in our time."

In March 1939, Hitler occupied the rest of Czechoslovakia. A few days later, he took Memel from Lithuania. In April he made territorial demands on Poland. Britain threatened war. On August 23, Germany and Russia agreed to sign a non-aggression pact. A week after it was initialed, the Wehrmacht overran Poland. World War II had begun.

Last week, with their country four-fifths conquered by the Allies, Nazi fanatics were still forcing the Germans to fight on. There was little left to fight for or with.

From Germany TIME Correspondent Percival Knauth cabled:

If Hitler is today lying dead on a street in Berlin, like Benito Mussolini on a sidewalk in Milan, there will be few people in Germany who will be mourning his passing. The few will be the Nazi Party’s fanatic core who still believe in Nazism, and for that belief and for the sake of their own lives fight on. A growing majority of Germans, however, are looking on Adolf Hitler today with bitterness and angry despair as the man who gambled them and their lives away.

This realization is dawning on Germans as they come out of the trance-like state in which they fought the war until the Allied armies crossed the Rhine. It is not the realization of their own measure of responsibility for what has happened to them; if that comes to them it might be their salvation. It is an awakening which is expressing itself in the old cry heard after the last world war: “Wir sind belogen und betrogen warden” – “We have been lied to and betrayed.”

I heard that cry in Leipzig last week expressed in just those words. The janitor of an apartment house which stood alone in a street of utter wreckage buttonholed me, shook his fist in my face and cried: “You must tell your people how we’ve been lied to and betrayed! Every day we see it more and more! Every day we have more and more proof of how those men have ruined us! And they’re still fighting, letting us be killed – they’d drag our whole country down to death with them if they could!"

And someone else in Leipzig said to me, a young girl whom I had known before the war who has a two-and-a-half-year-old son now and a husband somewhere down in Austria: they gambled everything away, everything. We are lost as a nation. If I had known when I was in school that this was going to happen, I would have committed suicide.

It is the same picture in all parts of occupied Germany which I have seen and where I have talked to Germany’s little people. When the Nazis left their towns and villages a world came to an end for them. Leaderless, helpless, they watched the Americans come in. As a mass they did not know what to do. Without newspapers, without radio, without all the thousand and one accustomed details with which the Nazis had organized their daily lives and influenced their daily thought, they slowly began to realize the full scope of the catastrophe which had befallen them, how thoroughly they had been cut off from and ostracized by the outside world which was now bursting in upon them with such cataclysmic power.

It is what they have lost that is haunting the Germans now. As long as the Nazis were still there, exhorting them, promising them victory and restoration, most of them did not fully realize how complete their loss actually was. It is a material loss measurable in homes destroyed, industries bombed into ruins, fortunes burned up in incendiary bombs. It is a moral loss felt in the loss of national honor, independence and dignity. It is the loss of every foundation of their lives, and many Germans already and probably many more to come see only one way out: suicide.

In that respect it seems that even the war has not changed the German character. It has not infused new political strength into these people who can not only be led, hypnotized, to their own destruction, but can actually be made to participate in it. In all the various emotions which the Germans are feeling now – fear, anger, hopelessness, bitterness, shame, servility and helplessness – there is one which you will rarely find and that is a sense of guilt, the sense of being responsible personally and as a nation for what has happened.

Most Germans realize now or profess to realize that this war was unnecessary and wrong. But they still don’t go beyond that to the salient realization that Nazism and everything that went with it was wrong. The main reason the war seems wrong to them is because they lost it. They place the blame on Hitler because he got them into it; if he had won the war few people in Germany today would be concerned with the question of whether the war was right or wrong.

Judging by present appearances, it does not seem likely that Adolf Hitler will go down in German history as a martyred leader. All last week the radio was propagandizing him as the nation’s military and spiritual leader fighting at the head of his troops in Berlin. Nobody I met was in any way impressed. But when rumors circulated that the Führer had been killed in Berlin, Germans began to stop Allied soldiers on the streets to ask them if it was true. What they were concerned about, however, was not whether Hitler was alive or dead. What they said was: “If it is true, then finally perhaps the war will end.”

For the German people, as for the rest of the world, the end of World War II would bring – had already brought – one tremendous, if negative, good: the end of the monstrous historical lie embodied in Nazism and its perverted practices. Hitler, if he were still able to wonder what his historical function had been as everything crumbled, might say with Mephistopheles in Goethe’s Faust: I am

Ein Teil von jener Kraft,
Die stets das Böse will
und stets das Gute schafft.

(Part of that force,
That is forever willing evil,
continually produces good.)

45

The Pittsburgh Press (May 7, 1945)

Reds planning to blast myth about Hitler

New versions crop up of his death

LONDON, England (UP) – The Nazi radio at Prague said today that Propaganda Minister Paul Joseph Goebbels, Nazi Party chieftain Martin Bormann and a number of other German officials died with Adolf Hitler in the Battle of Berlin.

There was no immediate confirmation of the report from Allied sources. A Berlin dispatch to the Soviet military organ Red Star said the bodies of many leading Nazi war criminals, SS men and members of the army headquarters staff had been found in the courtyard of Hitler’s ruined Chancellery.

All had committed suicide as the Russians closed in, Red Star said. No names were mentioned in the dispatch.

To shatter myth

The official Soviet newspaper Pravda said Russians in Berlin soon would “shatter the myth" that Hitler died a hero’s death. There was no indication that his body had yet been recovered, however.

The Prague broadcast quoted what it said was an announcement from the supreme command of German troops in Bohemia and Moravia that Goebbels, his wife and children, Bormann and other high officials had met “heroes’ deaths in the final battle for Berlin.”

Among the others listed were Dr. Werner Naumann, undersecretary of state in the Propaganda Ministry, and Gen. Krebs, deputy chief of the General Staff. Both were said to have died with Bormann “at the Fuehrer’s side,” presumably in the Chancellery.

Find marshal’s body

Just where in Berlin Goebbels, his wife and children were supposed to have died was not said.

From the British Second Army front came news that the body of Marshal Fedor von Bock, formerly one of Germany’s top commanders on the Russian front, had been recovered in Northern Germany. It was found under a wrecked German Army truck, one of a column that had been strafed by RAF fighters a week ago.

The French telegraph service said French troops had captured Former Crown Prince Friedrich Wilhelm of Germany, Baron Konstantin von Neurath, former Nazi protector for Bohemia and Moravia, and Hans Georg Viktor von Mackensen, former German ambassador to Italy.

46

Hitler hideout now only charred ruin

Neighbors think Adolf’s in hiding
By Jack Fleischer, United Press staff writer

BERCHTESGADEN, Germany – Adolf Hitler’s neighbors believe he is not dead but hiding here somewhere in the Bavarian Alps where his fabulous Berghof retreat today is a charred, smoking ruin.

One report in the countryside here is that Hitler, Reich Marshal Hermann Goering, and a party fled toward Hinter See, 30 miles east of Berchtesgaden.

It may be pure rumor, but as one Bavarian farm woman, Frau Theresa Aschauer Scheffau, remarked, “We don’t believe anything Hitler and the Nazis say because they lied to us and betrayed us so many times.”

Frau Scheffau, whose little farm is near Hitler’s Berghof estate, based much of her information on the statements of foreign slave workers who sweated to rush completion of the elaborate system of buildings and tunnels Hitler had here.

Had 70 servants

She said so far as known Hitler himself had not visited Berghof since the attempt on his life last July 20 “if he was here then.” But she said Goering had been a very frequent visitor. He and his wife stayed in a luxurious villa, one of the guest houses of Hitler’s chalet.

“Frau Goering alone had 70 girls on her household staff,” Frau Scheffau said. “And Lord knows how many servants there were altogether for the Fuehrer’s chalet and all the guest houses.”

I got some idea of the size of the establishment from a telephone directory I found in one building. It listed about 600 numbers.

No. 366 was for the underground room of Eva Braun, Hitler’s sweetheart. No. 355 was Hitler’s reception room in an underground bunker. To get Eva in her regular room upstairs, Hitler called 417.

Deputy Fuehrer Martin Bormann had a whole building to himself here. Press Chief Dr. Otto Dietrich and Munitions Minister Albert Speer were others listed in the directory.

Private Nazi capital

Everything indicated that Berghof became more and more the Nazi Party’s private capital as the war went on, especially after Allied bombs made Berlin too hot. But today the great estate was as kaput as the Nazis claim Hitler himself to be.

Most of the buildings and much of the grounds are as devastated as if a big battle had been fought here. However, a task force from the 3rd Division took Berghof Friday night without a fight. Most of the damage was done by Allied air attacks, especially the RAF’s 11-ton battering a fortnight ago.

Blown up by SS

However, Hitler’s own house – Haus Wachenfeld – apparently did not receive any direct hits, in spite of the Air Minister’s claims. Civilians said SS troopers blew it to pieces last Thursday, just before the Americans arrived.

Haus Wachenfeld is painted a hideous, camouflage green like all the other buildings here. Today its metal roof sags crazily. Jagged holes gape in the walls. The inside is devastated.

The famous broad window covering one end, where Hitler gazed at the Alps for inspiration and “intuition,” is a great hole measuring 30 feet high and 10 feet wide.

Three miles of tunnels

The more valuable furnishings were moved into the tunnels which lace this mountainside. One entrance to the tunnels is just behind Hitler’s kitchen. Another is 200 yards behind the SS barracks. A third is near the flagpole where the Stars aud Stripes fly today at half-mast in honor of President Roosevelt.

Those tunnels, winding and carpeted in brown, cover an estimated three miles. In the center of them there is a huge, metal elevator running up to the famous Eagle’s Nest teahouse on the mountain top. The elevator did not work today.

Opening off one section of the tunnels are 20 simply-furnished, square bedrooms with two to six beds – all made and ready to sleep in – in each room.

The corridors themselves are filled with old engraved silverware, valuable china and fine table linen, all initialed “A.H.”

Many books found

In some cupboards there are 20-foot-long bookcases packed with the works of German military writers and books by Allied and German authors about Nazi Germany. Included are a half-dozen red-jacketed copies of Mein Kampf, autographed by the author.

There is also an elaborate wine cellar, stocked among other things with 1,000 bottles of “Veuve Clicquot” French champagne. Another large storeroom is piled with paintings, and still another with the furniture from the chalet.

Among the interesting items turned up by G.I.’s who roamed Berghof today was the negative of a movie reel, showing two nude girls disporting.

Another was a glass sewing case with a sterling silver top, whereon was written in an open, feminine hand: “Eva.”

47

Neues Österreich (May 9, 1945)

Dr. Goebbels’ Leiche aufgefunden

London, 8. Mai – Die Leichen von Dr. Goebbels, seiner Frau und seiner Kinder wurden in Berlin aufgefunden. Als Todesursache wurde Vergiftung festgestellt.

Hitlers Leiche wurde bis jetzt nicht gefunden.

48

The Pittsburgh Press (May 10, 1945)

BODY OF GOEBBELS FOUND
Corpse held by Reds may be Hitler’s

Fuehrer’s last stand made in raid shelter beneath Chancellery
By Joseph W. Grigg Jr., United Press staff writer

BERLIN, Germany – At least four bodies, any one of which may be that of Hitler, have been found by the Russians in Berlin. But none has been identified as being definitely that of the Nazi Fuehrer.

The bodies of Propaganda Minister Paul Joseph Goebbels and his family; of Martin Bormann, successor to Rudolf Hess as Hitler’s deputy, and a number of other top Nazis have been found and identified with fair certainty.

For a week the Russians have searched through the ruins of the underground fortress where Hitler and his gang of last-ditch Nazi fanatics held out until the destruction of Berlin was complete.

Four bodies, blackened and charred, that seem to answer to Hitler’s general appearance, have been dragged out of the ruins. They have been measured and photographed for examination by experts. But the Russians are beginning to believe that no body that can be identified without any shadow of doubt as that of Adolf Hitler will ever be found now.

Underneath Chancellery

The underground fortress which Hitler made his headquarters in the final mighty battle of Berlin was the huge, supposedly bombproof air-raid shelter underneath the Chancellery.

It had been linked by deep underground passages with shelters under the nearby Wilhelmsplatz, the great Air Ministry building 500 yards away in the Leipzigerstrasse, and the Hugh Command building in the Bendlerstrasse and on the Luetzow Ufer, about a mile distant. There were other big underground shelters under the Tiergarten Park. The whole was linked by communicating passages to form a great subterranean fortress.

Flamethrowers used

It was not until the underground fortress had been burned out yard-by-yard by Soviet flamethrowers that Berlin fell.

Somewhere amid this underground labyrinth of ruins, his body charred beyond real recognition by flamethrowers, Hitler probably met his death. The Russians believe he might have been killed beforehand by the people around him. But the flames that finally swept through the subterranean passages probably destroyed forever any definite evidence of how the Nazi leader was wiped out.