Komsomolskaya Pravda (May 5, 1945)
Покорение Берлина
От военного корреспондента «Комсомольской правды»
И вот над Берлином тишина. Внезапная, резкая тишина после бурных осадных дней я неумолчной артиллерийской пальбы. Только изредка грохнет залп – это приходится добивать немногочисленные эсэсовские группы, не желающие сдаваться в плен.
Люди испытывают такое ощущение, словно прекратилось землетрясение. Город перестал качаться и гудеть. Теперь можно проехать по Берлину из конца в конец совершенно беспрепятственно и неспеша разглядеть город. Многих улиц не стало, и машины прокладывают дороги вновь, взбираясь за кирпичные бугры и спускаясь с них.
Сотни лет Берлин стоял, крепкой и мрачной твердыней в центре Европы, нагоняя на некоторых своих соседей страх и смятение. Сотни лет в Берлине были господами военный мундир и стальная каска; Сотни лет нависала над миром зловещие крылья немецкого орла, символизирующего алчность. Сотни лет в-берлинском главном штабе сидели ревнители военной касты с надменным лапами, перекраивавшие на свой лад карты Европы. Здесь никогда не переставал стучать. воинственный барабан, и люди с оловянными глазами из года в год бряцали оружием на площадях города и горланив разбойничьи песни. Здесь зародилась и окрепла лжетеория человеконенавистничества. Здесь был центр злоумышлений, отсюда потекли мутные потоки варварства и мракобесия, затопившие пол-Европы. Здесь источник всех бед и горестей, которые: немцы обрушили на головы человечества в 1939-1945 годах.
Да, долго стоял этот город в своей вековой закостенелости, громадный, тяжёлый, мрачный, с дьявольской злобой и ненавистью глядевший на другие города и столицы. И вот теперь этот город-зверь лежит у ног русского солдата, покорный, жалкий, общипанный, поверженный в прах.
Центральные кварталы Берлина выглядят сейчас, как домики, слепленные из песка и потом растоптанные – здания развалились, рассыпались, расползлись до основания. Похоже, будто здесь разразилась какая-то космическая. катастрофа. Глянешь вверх – зубчатые гребни стен, глянешь вниз – глубокие ямы, мешанина кирпича, горелого железа, машин, убитых лошадей и немцев. Здесь расплата за все – за руины Сталинграда, за пепел Смоленска, за развалины Севастополя, Ковентри, Варшавы, Белграда…
К рейхстагу ведёт Вильгельм штрассе. По улице трудно не только ехать – итти, так она разрушена. Стены рейхстага покрыты копотью. Внутри все выгорело, но что-то ещё чалят, а дымится. И теперь на крыше рейхстага – яркое праздничное пятно. То полощется пятиметровое красное полотнище, водружённое победителями.
Вот пресловутая Аллея побед, широкая асфальтированная лента перед рейхстагом в парке Тиргартен. Здесь фашисты разыгрывали свои фарсы, свои маскарадные парады под бой барабанов и вой труб. Толпы исступлённых немцев и немок с дикими глазами вытягивали вперёд руки, приветствуя маленького человечка с усиками кретина, с косицей, опускающейся на лоб, когда он шёл по Аллее побед, копируя походку Наполеона. Здесь тысячи немцев орали «Хейль Гитлер», когда по Аллее с рёвом проходили танки и маршировали гусиным шагом солдаты, которых Гитлер потом отправлял в Египет, во Францию, в Россию.
Теперь по Аллее побед важно ходят. наши красноармейцы. Среди статуй стоят наши пушки. Вокруг позолоченной статуи Победы, вознёсшейся ввысь на высокой колонне, стоят наши танки. По воле судьбы лавровый венок, который держит в руке статуя Победы, осеняет башни грозных советских машин.
Сейчас, в эти первые часы после боя, хочется рассказывать прежде всего о людях, которые завоевали победу. Кто они? Вот двое из тысяч: артиллеристы гвардии старший сержант Пётр Басаргин и гвардии старший сержант Алексей Калганов, командиры орудий. Штурм Берлина: они по сути дела качали далеко отсюда, за тысячи километров. Один освобождал Орёл, принимая участие в знаменитом сражении на Курской дуге, второй стоял насмерть на рубеже Воронежа. Оба прошли нелёгкий путь, испытав все – холод, осатанелые вражеские контратаки. Им знакомы и запах собственной крови, и горечь слез – они потеряли близких сердцу людей. И вот они достигли предместий Берлина, ворвались в кварталы города, и чих пушки были одними из первых, обрушивших снаряды на германскую столицу.
Противник, желая восстановить положение, бросил против них восемь самоходных орудий типа «Фердинанд», несколько танков и много пехоты. Немцы контратаковали с трех улиц. Танки гремели по мостовым, палили из пушек, приближаясь вплотную к огневым позициям Петра Басаргина и Алексея Калганова, Пехотного прикрытия не было. Что ж, орудийные расчёты приняли бой и начали отбивать контратаки. Все это – сухие слова, лишь фиксирующие внешние поступки людей – читатели привыкли к нам за четыре года. Но если бы вот в эту минуту, когда на одну пушку с малым количеством обслуживающих ее людей прет огромная стальная махина, заглянуть в глаза ее защитникам, да ещё глубже – в их душа – то вы встали бы перед ними на колени с потрясённым сердцем.
В самом деле, вот так, попросту, представьте себе: перекрёсток, никуда не скроешься, а танки неумолимо движутся на тебя с резом и огнём. И кажется, что весь этот вражеский город расколется сейчас, обрушится на тебя и раздавит своими обломками. Но надо стоять. И люди стояли. Они отбили одну контратаку, потом вторую. Выбыли из строя двое артиллеристов. Потом последовала третья контратака. После неё у орудия остался один гвардии старший сержант Басаргин, трижды раненный. Собрав последние капли сил и воли, он сам заряжает пушку, окропляя снаряды своей кровью, стреляет ин отбивает четвертую контратаку. Горят на улице танки, валяются убитые немцы, уползают раненые. А люди, подоспевшие на огневую позицию и сменившие погибших артиллеристов, продвигают пушки ближе к центру-города, и Басаргин и Калганов, раненные, идут вместе с ними, зная, что итти необходимо – Берлин!
Полки пробивалась к рейхстагу и к имперской канцелярии Гитлера. Этот центр фашистской Германии, где разрабатывались планы человекоубийства, где составлялись приказы о разбое и грабеже, был об’ектом самых жарких атак. Путь К рейхстагу лежал через нагромождения баррикад, через пробоины в стенах, сквозь бетонные ползалы и тёмные тоннели метро. И везде были немцы с фаустпатронами, с пулемётами и с дьявольским упорством эсэсовцев.
Батальоны капитанов Давыдова, Неустроева, Логвиненко, Самсонова два раза ходули в атаку и два раза откатывались назад. Наши бойцы в третий раз пошли в атаку н, наконец, ворвались в рейхстаг н вышвырнули оттуда немцев.
Тогда маленький, курносый, молоденький солдат, пришедший в Берлин из Кировской области, как кошка, вскарабкался на крышу рейхстага и сделал то, к чему стремились тысячи его товарищей. Он укрепил красный флажок на карнизе и, лёжа на животе под пулями, крикнул вниз солдатам своей роты:
– Ну, как, всем видно?
И он засмеялся радостно и весело, курносый, обветренный, белобрысый. И хотя немцы опять бросились в отчаянную контратаку и паже заняли первый этаж, наши бойцы, успевшие закрепиться в верхних этажах рейхстага, чувствовали себя хозяевами этого большого н мрачного обгорелого здания. Теперь никакая сила не заставила бы их уйти отсюда.
И вот все кончено. Сам начальник берлинского гарнизона явился к нашему командованию и согласился на безоговорочную капитуляцию. В своём приказе по войскам Берлина он заявил, что положение безвыходно, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, что положение с каждым часом становится все более невыносимым, что силы гарнизона тают и что дальнейшее сопротивление совершенно бессмысленно.
Запомним же этот день лень 2 мая, качавшийся тусклым, угрюмым утром, когда над городом висели тучи, перемешанные с дымом, и шёл мелкий унылый дождь. Прекратилась стрельба, и мы увидели первую партию капитулировавших немцев, вылезших на свет из подвалов. Первый раз за всю войну со старшим сержантом Басаргиным случилось так, что он видел идущих на него с оружием немецких солдат и не стрелял в них. Он стоял возле своей пушки, широко расставив ноги, и с нескрываемым презрением пропускал их мимо себя, глядя на них прищуренным глазом. А немцы все выползали и выползали из нор, как крысы, и шли в своих зелёных шинелях длинными вереницами, колоннами и небольшими группами-офицеры впереди, рядовые сзади. Они складывали своё оружие в штабеля и уходили дальше на сборные пункты.
Немцы шли на сборные пункты, угрюмые и злые. А наши бойцы обнимались на улицах и поздравляли друг друга: победа! Они играли на гармошках и пели: победа! Они брились прямо на улицах, среди обожжённых камней, смеялись, приглашали друг друга в гости после войны: победа! Нет большего счастья, чем ощущение справедливой, добытой в труднейших сражениях победы.
Капитан А. АНДРЕЕВ
Берлин